К концу XVIII в., как уже отмечалось, рыцарская культура приобрела особый вес. К коронации Павла I на новых началах формируется личная охрана императора — кавалергардия. Ей присваивается парадное обмундирование в виде полных рыцарских лат: серебряные кирасы и серебряные же шишаки со страусовыми перьями. Вот как описывал очевидец эту картину: «за Государем и Императрицей шла… блестящая свита, в которой военные были в большинстве, потом рота телохранителей (лейб-гвардейцев), покрытых с головы до ног вооружением: кирасами, кольчугами, в касках с развевающимися перьями, как у древних рыцарей — все из массивного серебра, сверкавшего и сиявшего на солнце. Во главе этой роты шел в такой же одежде старый воин»
[1547].
С гибелью императора Павла I эпоха российского рыцарства не закончилась, как можно было бы предположить. Известно, что Александр I аннулировал российские мальтийские приорства; было объявлено, что с 1817 г. «российская ветвь державного ордена Св. Иоанна Иерусалимского больше не существует»
[1548]. Однако Михайловский замок уже приобрел прочную репутацию замка рыцарского. В александровскую эпоху — время освободительной войны — рыцарская тема снова играет свою роль; в дворянской среде она воспринимается как знак яркой, благородной и трагедийной жизни
[1549]. Это первые годы романтизма, пробудившего интерес к истории
[1550].
Своеобразным символом русской романтической дворянской культуры и одной из ярких страниц ее истории стала рыцарская карусель, возрожденная с 1803 г. после некоторого забвения
[1551]; поначалу в Москве. В 1811 г. местом проведения избрана площадка напротив Нескучного сада, где был выстроен специальный амфитеатр на 5000 зрителей. Правила проведения разрабатывались по историческим сведениям о каруселях Людовика XIV
[1552].
Романтизация рыцарской культуры в российском обществе в это время была практически синхронна общеевропейской: в 1818 г. публикуется статья В. Скотта «Рыцарство» (Essay on Chivalry
[1553]), в следующем году издается его «Айвенго», а его же «Рассказы крестоносцев» (1825) выходят почти одновременно с «Одами и балладами» В. Гюго (1826) и «Замком Нейгаузен» А. А. Бестужева-Марлинского (1824).
В поисках наиболее выразительных символических образов обращались не только к литературным и музыкальным образам, но и к вещному миру (архитектуре и интерьеру, текстилю и костюму и т. д.). Именно тогда было положено начало царскосельскому собранию оружия Николая I, которое впоследствии заняло место одного из крупнейших в мире «рыцарских» собраний. Его первым предметом стала трофейная турецкая сабля: герой Рущукского сражения генерал А. Ф. Ланжерон преподнес ее будущему императору Николаю Павловичу
[1554]. Сражение состоялось 22 июня 1811 г., и уже через несколько дней сабля стала подарком к 15-летию юного Романова.
Николай Павлович, отдававший должное памяти своего отца, «романтического императора»
[1555], закономерно продолжил традицию увлечения рыцарской культурой и традицию коллекционирования оружия, гармонично сосуществующих при императорском дворе. Первоначально его собрание располагалось в Гатчинском дворце, по месту пребывания августейшего коллекционера; с 1817 г. оно было перемещено в Аничков дворец. С июня 1827 г., вскоре после вступления Николая Павловича на престол, большая часть оружейного собрания была перевезена в его летнюю резиденцию — царскосельский Александровский дворец. Коллекция быстро прирастала новыми экспонатами, и в 1834 г. для ее размещения было приспособлено отдельное здание — двухэтажный павильон Арсенал
[1556].
Собрание включало свыше 5000 единиц хранения, разделенных на 18 категорий
[1557], в том числе свыше 670 рыцарских вещей. Среди них полные и разрозненные доспехи, конская броня, холодное и огнестрельное оружие, в том числе 30 копий, участвовавших в известной карусели 1766 г.
[1558] По словам хранителя коллекции Ф. Жиля, «что касается до конской брони, она в изящной красоте своей может только уступать подобным броням, принадлежавшим дому Мартиненго, и хранящимся ныне в королевском арсенале в Турине»
[1559]. Гордостью коллекции были:
