— Что случилось с Ливари?
Нет, пожалуйста, не нужно! Не говорите ему! Я не хочу слушать это, я просто не выдержу!
Но они рассказали ему. Рассказали всё, что знали. А я стояла и беззвучно кричала от бессилия, от ненависти к себе, от того, что не смогла спасти её тогда. Рыдания душили меня, слёзы застилали глаза. С силой закусив руку, я попыталась не разреветься в голос, понимая, как ужасно буду выглядеть, когда меня поймают за подслушиванием.
В ту ночь Ливи ушла гулять в лесу. Она постоянно делала так, гуляла в окрестностях, находила маленьких мёртвых зверьков и пауков и поднимала их умертвиями. Некоторых дарила мне, чтобы они защищали меня и веселили, когда будет скучно.
Я не спала всю ночь. Постоянно ворочалась, отчего-то плакала, несколько раз просыпалась от собственного крика, не понимая, что происходит и почему усиливается напряженное предчувствие чего-то плохого. Единственное, о чём я могла тогда думать — Январи. Мне нужно было срочно найти её, убедиться, что всё хорошо, увидеть, что она в порядке.
Когда я не нашла её в своей комнате, думала, что сойду с ума от охватившего меня ужаса. Она всегда возвращалась к утру, но сейчас её не было. И не было всю ночь!
Плохо понимая, что делаю, я побежала в лес. Не знаю, каким образом, но я точно знала, куда идти и где искать её. Мы всегда умели находить друг друга и чувствовали, когда другой становится плохо, но тогда мои чувства просто взбесились. Они пожирали меня, причиняли такую дикую боль, что я с трудом сдерживала крик.
Когда я нашла её, мой мир рухнул.
Она лежала под деревом — вся в крови. Разбитые губы, прикрытые глаза, тяжело вздымающаяся разодранная грудь. Раны, порезы, синяки, разодранная одежда, безобразные пятна крови, разметавшиеся по лицу слипшиеся от крови волосы… Её как будто безжалостно избивали камнями и палками сразу десять человек.
В тот момент весь мир потерял для меня смысл. Всё перестало существовать. Это всё было просто неважно. Только она.
Она умирала. Мой свет, мой смысл жизни, моя семья, часть моей души. Она покидала меня навсегда, уходила, не попрощавшись, а я… А как же я? Что мне теперь делать?!
Я не помню, как подбежала к ней и упала на колени, разбив их. Я видела только лишь её прикрытые глаза, из-под которых совершенно беззвучно стекали слёзы.
Мою душу рвало на части от беспомощности, когда я горела желанием спасти её, но ничего не могла сделать. Я не умела, не знала, у меня не получалось. И держала её лицо в ладонях, шепча о том, что всё будет хорошо, старательно пыталась удерживать её жизнь, когда посылала сигнал о помощи в академию. Я не могла даже подумать о том, что она уйдёт.
Но она ушла. Я чётко почувствовала это, когда последняя слезинка скатилась по щеке той, что больше никогда не откроет свои глаза, не осчастливит кого-то улыбкой и не протянет руку помощи. Той, что навсегда покинула меня.
Я просто закричала от ужаса, затрясла её тело, сквозь непрекращающийся поток слёз пытаясь достучаться, дотянуться, ухватить ускользающую от меня жизнь.
В какой-то момент у меня получилось. Я очень отчётливо ощутила едва заметно пульсирующую жилку, сжала её руками, пытаясь вытянуть сестру из мира смерти, но… появился Вил. Он оттащил меня от неё, не дав стать магом Смерти, не дав спасти её жизнь.
Я вырывалась из его рук, кричала, плакала, умоляла пустить меня к ней, не замечая прибывших из академии преподавателей, среди которых были деканы некромантов и боевиков.
Но он не дал мне к ней приблизиться. Он не дал мне спасти её! Он… это он убил её. Я точно знаю, звери не могли так изуродовать тело Ливари. Это было нападение. Спланированное им нападение.
Урод. Он не человек, он просто урод.
Рыдания разрывали мою грудь, пока некромант и боевик рассказывали ректору о том, как прибыли по моему сигналу о помощи, как увидели изуродованное тело Ливи, как я кричала и плакала, а Вильгельм Дауканс держал меня и не подпускал к её телу.
В какой-то момент я поняла, что сижу на земле, зажимая себе рот обеими руками. Слёзы обжигали кожу лица, заливали шею и намочили ворот спортивной кофты. А моё сердце…
Оно погибло тогда вместе с ней. Она ушла и забрала его с собой.
Она ушла… остались только я и моя боль, не утихающая с годами. Боль, которую невозможно было заглушить. Боль, из-за которой я не могла спать ночами, просыпаясь от собственного крика. Боль, что душила без жалости и сострадания.
Единственное, что я могла сделать для человека, которого не успела спасти — отомстить. Я должна была, просто обязана доставить Вильгельму Дауканс такие мучения, о которых он и думать не смел. Я должна заставить его страдать. Должна сделать так, чтобы ему от себя самого стало противно.
А потом я убью его. И пусть меня за это казнят, я не позволю этому уроду портить человеческие жизни.
— Кто сделал это? — Авересу история совершенно не понравилась, его голос был глухим от потрясения.
— Зверь, — Онэм усмехнулся, демонстрируя всё своё отношение к этой версии.
— Лорд Дауканс лично провёл расследование и подтвердил, что нападение было совершено диким зверем, — голос Аэрема был точно таким же — скептическим и со злой насмешкой.
Он тоже не верил в это.
— Вы говорите так, будто считаете иначе, — заметил лорд Аверес.
— Мы видели раны, лорд ректор, — с легким намёком на укор ответил боевик, — звери такое не делают.
— Тогда кто? — мрачно вопросил глава академии.
Мы все знали это. Все четверо. Но если ректору нужно было лишь подтверждение, а мне нельзя было себя выдавать, то оба декана понимали всю серьёзность происходящего и благоразумно промолчали. У Вила везде уши, об этом знают лишь немногие, мужчины входили в число тех немногих. И они оба понимали, что будет, если обвинить главнокомандующего короля в убийстве адептки. Их просто уберут как нежелательных свидетелей.
— Вы же всё понимаете, — совсем тихо произнёс некромант и добавил что-то ещё, но я не услышала.
Дальше они все разговаривали совсем тихо, подходить ближе я не рискнула.
С трудом поднявшись на ноги, стараясь не издавать никаких звуков, я развернулась и поплелась прочь, старательно пытаясь больше не плакать. Слёзы высохли и теперь лицу было холодно, но щёки всё равно пылали.
22
Я не отслеживала своего передвижения, просто бездумно брела вперёд, глядя себе под ноги, пока не оказалась у дальнего конца парка.
Золото и зелень листвы смешались. Под ногами хрустели веточки и опавшие листья, на ветках негромко пели ещё не улетевшие птицы. Тихо и одиноко.
Смахнув с низкой скамейки листики, я осторожно присела на самый краешек, вытянув ноги и задумчиво их рассматривая.
Такие худые. Раньше они были стройными, как у Ливи, но в последние два года я сильно похудела. Очень сильно. У меня теперь рёбра просвечивают сквозь кожу, руки и ноги стали совсем тоненькими, выпирает ключица и косточки на бёдрах, даже щеки впали.
