Фыркая, мимо проехал трактор с прицепом.
— Это что там у тебя такое — грузовик? — спросил Флориан.
— Да.
— Уэйд, ты случайно не в Зимбабве? Трахаешься до седьмого пота, без презервативов, с центрально-африканскими шоферюгами?
— Флориан, говори по делу.
— Как по-мужски!
Лучше не говорить ему, что Норм умер. Лучше вообще не упоминать про Норма.
— Прежде чем проезжаться на мой счет, Флориан учти, что я в этом деле всего лишь курьер. Просто посланник.
— Ты хочешь сказать, что утенок Дональд воскресил нашего общего друга, буйного Нормана, из мертвых?
Черт.
— Видишь ли, Уэйд, все эти танцоры, выкидывающие свои па по городам и весям Соединенных Штатов, — молодые цыганки с песней в сердце и мобильником в гримерке, — разумеется, я все узнал. Даже если бы ты покакал не тем цветом на толчке в Диснейуорлде, любая первоклашка в костюме Микки Мауса знала бы об этом еще до того, как ты спустил воду. Да, и вот что еще скажи мне, Уэйд: поведал ли тебе Норман, что есть и другие люди, которым до зарезу нужно это письмо?
Уэйд промолчал.
— Молчание — знак согласия, — продолжал Флориан. — И обмолвился ли он хоть словом, что бумага в королевской канцелярии изготовляется из титана и переработанных в макулатуру трусиков ее величества?
— Ладно...
— Какая же ты все-таки дубина, Уэйди.
— В Диснейуорлде вырубили свет, а потом вдруг оказалось, что он... мертв.
— Уэйд, мне и так приходилось в жизни заниматься разными сомнительными делами, не хватало только еще внедряться в осветительную систему Диснейуорлда или забрасывать отравленными дротиками тупиц, у которых денег куры не клюют. А единственная причина, по которой бедняга Норм сам не мог приехать на Багамы, состоит в том, что в прошлом году его засекли, когда он из-под полы продавал краденые наброски Сезанна, что, само собой, на Багамах так же естественно, как нарушение правил уличного движения, но только не тогда, когда покупатель — лучший кореш губернатора и играет с ним в крекет.
— Речь о наличных, Флориан.
— Уэйд, ты начинаешь меня утомлять.
— Мне пора идти, Флориан. Пока.
Щелк.
— Ну что, порядок? — Брайан старался спрятаться в узкой ленивой тени телефонного столба. — Можем идти?
— Да, пошли.
Уэйд вспомнил, что забыл спросить про Хауи.
— Надо купить маме вкладыш под пятки. Она жалуется, что у нее болят пятки.
— Знаю, знаю.
— Этот немец здорово тебя разозлил. Сдается мне, вы друг друга хорошо знаете. А что за дело? Ты на него работал?
..введение дефибрилляторов дельфинам, для доставки их контрабандой в Северную Каролину...
— Уэйд?
...Уэйд, самое тяжелое в шлюпке, чтобы тело пошло ко дну, это якорь...
— Меня не проведешь — ты действительно его знаешь.
...Да, ей шестьдесят, Уэйд. Так что закрой глаза и подумай о Форт-Ноксе...
— Ладно, сдаюсь. Я когда-то работал на этого парня. Так, по мелочам.
— Что делал?
...Кит пролил этот чертов жидкий азот себе на руку. Выкинь его из грузовика, прежде чем Джентльмены Удачи нападут на наш след...
— Ничего не делал. Тебе-то что до этого, Брайан?
...Оставалось только проглотить пакеты или провести следующие тридцать лет в исправительном заведении в Монтегю-Бэй. Поэтому мы схавали пакеты...
— Это что-то очень нехорошее, иначе бы ты мне сказал.
— Брайан, я должен...
— Ничего ты не должен, Уэйд. Пойдем лучше поищем маме стельки и забудем про этот разговор.
Братья направились в аптеку, находившуюся дальше, чем они предполагали. Уэйд был озабочен мыслями о Саре, терзался тревогой о том, что забыл в гостинице свое лекарство, и гадал, насколько пропущенная доза ускорит медленный, но верный распад его тела. Он вспомнил, как в детстве сдирал с мячей для гольфа гладкую белую кожуру, чтобы посмотреть, как, нервно дергаясь, будут разматываться резиновые ленточки под ней. Дурак, дурак, дурак. Как я мог забыть его.
Поднявшись на двенадцатый этаж, они вошли в номер, и Уэйд начал было: «Мы купили тебе твои...» — и тут заметил родителей, спавших рядышком, как две пожилые овчарки.
Дженет открыла глаза.
— Привет, милые.
Уэйд понял, что не в состоянии подобрать подходящие слова для сложившейся ситуации.
— А ты чего ждал, Уэйд, — спросила его мать, — что мы будем лупить друг друга по голове дверцей от шкафчика в ванной? Мы люди, а не персонажи из мультика.
Тед все еще спал, похрапывая в такт сокращениям и расслаблениям влажных тканей в груди.
— Но...
— После всего, что ты повидал в жизни, тебе это кажется удивительным?
— Уэйд звонил тому немецкому пижону, — сказал Брайан, — и оказывается, Уэйд делал для него всякие гадости.
— Я от своего не отступлюсь, — сказала Дженет. — Значит, можно годами вытворять невесть что, а когда мать с отцом лежат в одной постели, его это, видите ли, шокирует.
Резко дернувшись, Тед проснулся.
— Он что, опять тебе покоя не дает? — По выражению его лица Уэйд почувствовал, что драки, скорей всего, не избежать.
— Отвяжитесь вы все от меня. Черт побери, я словно на суде.
— Скажи, какую самую большую пакость ты сделал в жизни? — спросил Брайан.
— Заткнись, Брайан.
— Нет уж, почему ты не хочешь отвечать, дорогой, — сказала Дженет. — Давай, смелее — последние двадцать лет нас всех одолевает любопытство.
— Я женатый человек! У меня жена, и скоро будет ребенок, а с прошлым я покончил!
— Ха! — сказал Тед, и Дженет ему подхихикнула.
— Что? Что тут такого смешного?
— Дорогой мой, — сказала Дженет, — от прошлого так легко не уйти. Твое прошлое становится тобой.
Родители приподнялись на подушках. Брайан удобно расположился в кресле.
— Ты по-настоящему кого-нибудь убивал? — спросил он.
— Да что вы тут затеяли?
— Итак? — спросила Дженет.
— Ладно. Да, убивал, но непреднамеренно. Это был несчастный случай, к тому же в нейтральных водах, так что я чист пред Богом и людьми.
— А что случилось? — спросила Дженет.
— Этому тупице Рону проломило башку стеньгой, когда мы плавали на Кубу.
— Плавали на Кубу? — спросила Дженет.
