Потом падение сквозь время прекратилось, и Дженет с Уэйдом тяжело плюхнулись в теплое грязное месиво. Страха она не чувствовала. Увозившая Ллойда и Гейл машина просто растаяла на мосту. Дженет стукнулась об Уэйда. Воды в болоте было всего лишь по колено, но, как только они встали, их ноги провалились в топкое дно, как сваи причала.
— О Боже, — сказал Уэйд. — Прости, мам.
— Прости?
Оба исполняли какой-то неуклюжий танец, чтобы обрести устойчивость.
— Это я виновата, что мы здесь. Я всех нас в это впутала.
— Болит где? — спросил Уэйд.
— Кажется, да. Запястье и лодыжка — от наручников. Но боль не обязательно означает вывихи и переломы. А ты?
— Рука.
Они выпрямились, и глаза их мало-помалу привыкли к лунному свету. Единственный рукотворный свет находился по меньшей мере в дюжине миль от них, это светились отели на побережье, и казалось, огни только и ждут, чтобы им позволили отчалить и уплыть в поднебесье.
— Похоже, я здорово порезала руки, — сказала Дженет.
— А у меня рука сломана, мам.
— Ты уверен? Откуда ты знаешь?
— Посмотри...
Его левое, свободное от наручников предплечье было неестественно изогнуто. Из рукава что-то торчало.
— Боже мой, милый, тебе больно?
— Нет. Ерунда.
Дженет ему не поверила — но времени на раздумье не оставалось.
— Кровь капает в воду. Тут есть аллигаторы?
— Люди боятся аллигаторов, но ты не волнуйся — не такие уж они и страшные.
— Ты меня обманываешь.
— Просто хочу, чтобы ты поменьше волновалась.
Дженет посмотрела на серебристо-серые опоры моста.
— Может, попробуем забраться на мост? Похоже, не так уж высоко.
— Нет, — сказал Уэйд, посмотрев на опоры.
— Ладно, тогда как нам отсюда выбраться?
— Теоретически, если бы мы не были ранены или скованы, я мог бы отнести тебя на плечах куда пожелаешь. Но так? Нет.
— А может, попробуем докричаться до других машин?
— Каких других машин? Это частная дорога... или государственная.
— Прекрати на все отвечать «нет». Можем же мы хоть что-то предпринять. Уэйд... — Дженет заметила, что Уэйд сдерживается, чтобы не заплакать. — Ох, милый, прости, я не хотела тебя ругать. Вообще не собиралась злиться.
— Не в этом дело. Дело во мне. Всё, за что бы я ни брался, оборачивается дерьмом. Все, в чью жизнь я суюсь, оказываются в дерьме. Вся моя жизнь была никчемной. Ноль без палочки.
— А что же тогда сказать о моей жизни, милый?
— О твоей? Ты прожила прекрасную жизнь. У тебя трое детей. Ты была душой семьи. Ты...
— Постой-ка. Ты сказал: «была».
— Извини. Ты и до сих пор — душа семьи.
— Угу. И что я за это получила?
— Твоя жизнь не была бессмысленной, мама.
— Вот насчет этого я бы с тобой поспорила.
Лицо Уэйда смягчилось. Дженет могла только догадываться, какую боль причиняет ему сломанная рука.
— Тебе удобно? — спросила она. — Как мне сделать, чтоб тебе было удобнее?
— Почему бы нам обоим просто не опуститься на колени в эту грязь? Думаю, так устойчивее.
— Запястье... — Дженет почувствовала острую боль. Уэйд посмотрел, и ему удалось разглядеть то, что видела Дженет, то, насколько серьезно она поранилась при падении, он увидел содранную, свисающую лоскутами кожу.
— Мне так жаль, мам.
— Уэйд, до восхода осталось шесть часов, и даже тогда... Что мы будем делать?
— Давай посидим спокойно. Переведем дух.
Они продолжали сидеть молча; с небес светила луна; насекомые, мерцая, носились вокруг; Дженет показалось, что она увидела спящих в густых зарослях болотной травы белых цапель. Она постаралась не думать о боли, но это оказалось ей не под силу. Где-то высоко над их головами послышалось гудение самолета, но скоро оно стихло, и они снова погрузились в изменчивую, богатую оттенками тишину. Дженет чувствовала себя микроорганизмом. Рептилией. Куском мяса. В ней не осталось ничего человеческого. Зазвонил мобильник.
А?
Телефон лежал в правом кармане Дженет.
— Уэйд, дорогой... — она сунула руки в мокрый, забитый грязью карман. — А я-то думала... что он промок и отключился.
Уэйд вскинул на нее глаза.
— Теперь их делают водонепроницаемыми.
Неловкими, трясущимися руками Дженет открыла телефонную крышку.
— Слушаю! Помогите!
— Мама? — это была Сара.
— Сара, вызови «скорую помощь». Мы с Уэйдом ранены. Мы в болоте.
— В болоте? Где?
— Не знаю... далеко от побережья, к югу от Дай-тоны Бич.
— Как вы ранены?
— У Уэйда рука сломана вдребезги. И мы скованы наручниками... на мне кожа висит лоскутьями.
Послышался прерывистый писк — телефон давал знать, что аккумулятор почти разряжен.
— Мам, — сказала Сара, — послушай меня: разъединись, немедленно.
Бип-бип-бип.
— Аккумулятор...
— Разъединись. И погоди минуту. Я перезвоню.
...щелк...
Связь прервалась.
— Что мы ей скажем, Уэйд? Где мы?
В сотый раз за эту неделю Дженет почувствовала себя так, будто оказалась в прошлом; она чувствовала себя где угодно, но только не в Соединенных Штатах.
— Мам, я надеюсь, аккумулятор протянет еще несколько секунд. О Боже — жизнь зависит от батарейки.
— Мне страшно, Уэйд.
— Не бойся, мам. Мы выберемся. Обязательно. Главное, не бойся.
Они сидели молча. В воздухе гудели пальмовые жучки, слышались жалобные трели козодоя и пиликали цикады. Телефон зазвонил.
— Алло, Сара, это ты?
На другом конце провода раздался холодный, отрешенно механический мужской голос:
— Отдел триангуляции НАСА. Как поняли?
— Поняла! — ответила Дженет, хотя вопрос был явно адресован одним специалистом другому.
— Вас понял, НАСА. Источник сигнала подтвержден. Местонахождение...
Бип-бип-бип.
Телефон отключился.
— Что они имели в виду, Уэйд? Какая еще триангуляция? Они не смогли определить наше местонахождение.
— Мам, откуда тебе знать.
— А что, если нет?
