– Во мне заговорили гены конюха! – повторял парень и рассказывал всем знакомым, что веселая вдовушка родила его в свое время от слуги. Вдовушка к тому времени уже умерла, с единоутробными братьями и сестрой парень не общался. А они, похоже, даже не знали о его существовании. Конюх умер много лет назад, сына не видел вообще никогда. Если отцом парня вообще был конюх… Вдовушка (урожденная Салтыкова) вообще слыла любвеобильной женщиной.
В новые времена было очень хорошо иметь родственников из пролетарско-крестьянской среды. Об этом не только помнил сын веселой вдовушки, но и вспомнили в профессорской семье Смоленских, которые отправили на воспитание к Аполлинарии Антоновне ребенка, рожденного кухаркой. Теперь, конечно, это был уже молодой человек, учившийся в университете. Но в университете он стал вольнодумцем. А после революции пришел вместе с новыми товарищами «уплотнять» родственников. Сам поселился в комнате с биологической матерью. Любви к профессорам не испытывал. Оказался в Смольном, где стал активно участвовать в строительстве нового государства.
Молодой революционер, дедушкой которого был отбывший во Францию лесопромышленник Мещеряков, вместе с отцом, вернувшимся с каторги, активно участвовал в приближении и совершении революции, а потом и в установлении советской власти, как и один из его братьев. Воспитанники вообще считали друг друга братьями и сестрами и жили дружно, в чем была огромная заслуга воспитателей. Аполлинария Антоновна, ее муж и брат никого не выделяли, всех любили, всем старались уделять равное внимание. Молодой революционер Аполлинарию Антоновну не забывал и тоже поддержал отъезд в Карелию, где у нее имелись родственники. Приезжая в гости, эти родственники всегда привозили ягоды и грибы. И Аполлинария Антоновна решила: там лес прокормит. Огород будут сажать.
Молодой финансист, женившийся на внебрачной дочери банкира Синеглазова, стал работать на молодое Советское государство. Он остался в Государственном банке, только раньше это был Государственный банк Российской империи, а теперь немного изменилось название. Ему помогли братья, сразу же «влившиеся» в революцию. Молодому государству требовались специалисты, а этот молодой человек имел знания и навыки, без которых решить некоторые вопросы было нельзя. К тому же он быстро просчитал, что новая власть пришла если и не навсегда, то надолго. За границей его никто не ждал, уехать было уже сложно. Требовалось подстраиваться под новые реалии, потому что имелась молодая жена, маленький ребенок и второй был на подходе. Все хотели есть. Он оказался на очень хорошей должности.
Певица пела, имела любовников из высокопоставленных красных комиссаров, из Петрограда уезжать не собиралась и жила очень даже неплохо. В общем, в некотором роде повторяла судьбу своей биологической матери, итальянской певицы Каролины. О той сведений не было никаких, и в Италии девушку все равно никто не ждал. В Карелию с Аполлинарией Антоновной она, конечно, тоже не собиралась, но заплакала, узнав, что воспитавшая ее женщина уезжает навсегда. Она ведь заменила ей мать и сделала для нее в жизни больше, чем кто-либо и когда-либо. Перед отъездом Аполлинария Антоновна хотела отдать ей бусы и брошь ее биологической матери.
– Нет, оставь себе, мама. Я тут как-нибудь проживу. Мне уже надарили много побрякушек. Наоборот, я тебе тут кое-что привезла. Кто его знает, как ваша жизнь там сложится? Тебе еще маленьких поднимать.
И девушка вручила воспитавшей ее Аполлинарии Антоновне парчовый мешочек, в котором лежали несколько колец и брошей. Вероятно, экспроприированных у кого-то любовниками певицы.
Аполлинария Антоновна взяла с собой маленькую дочь революционерки, маленького сына Васильева, рожденного его возлюбленной из «неравного брака», большого парня Салтыкова и уехала в Карелию.
Сведений от смолянки Анны и сына графа Разуваева из Англии уже давно не поступало. Вероятно, это было теперь невозможно.
Глава 8
Я увлеклась историей. В детстве меня больше интересовала география, но благодаря Аполлинарии Антоновне (то есть ее дневникам) и, главное, моему учителю Симеону Даниловичу Синеглазову проснулась новая страсть. И если география интересовала меня «вообще», историей я интересовалась вполне конкретной – моими предками и детьми, воспитанными Аполлинарией Антоновной Пастуховой. На этой почве мы и стали с Симеоном Даниловичем близкими людьми. Он сам занимался поисками сведений фактически всю свою взрослую жизнь, а теперь не мог это делать из-за возраста. Он, конечно, был в прекрасной физической форме для своих лет, но тем не менее. Я сидела в архивах, я ездила в Карелию, в особенности раз я сама была оттуда родом. И работа стюардессы мне это позволяла. Я могла это сделать между рейсами – даже на один день съездить. Ночь в поезде, день работы и опять ночь в поезде. В поезде можно спать!
Одной из причин, побудивших меня бросить работу после начала совместного проживания с Иваном, была как раз возможность заниматься историей своего рода и других детей, воспитанных Аполлинарией Антоновной. Иван об этом не знал. Но я занималась и изучением финансовых вопросов, к чему меня подталкивал Иван. И, как я уже говорила, я также поступила в аспирантуру.
Если говорить о моих предках, мне удалось выяснить, что юноша Салтыков, уехавший в Карелию вместе с приемной матерью, участвовал в советско-финской войне, хотя был уже совсем не молодым человеком, и оказался в одном из финских концентрационных лагерей, первый из которых появился на территории Карелии уже в октябре 1941 года. В целом таких концентрационных лагерей было одиннадцать, и заключению в них подлежали мужчины 1891–1924 годов рождения. Он умер в концентрационном лагере, но его взрослые сыновья успели уйти на фронт и участвовали в Великой Отечественной войне – служили в подразделениях Карельского фронта, участвовали в освобождении населенных пунктов и в Карелии, и в Ленинградской области.
Мне удалось проследить, как разрасталась наша семья. Я смогла выстроить «семейное дерево» и поняла, каким образом «получились» моя мать и Людмила, мать умершей девочки Доши.
Я нашла двух одноклассниц Людмилы, которые рассказали мне о ней и о ее дружбе с Галиной, у которой оказалась Доша и которая потом подменила ее на меня. Эти две женщины помнили всю скандальную историю, которая всплыла после того, как Галина погибла в автокатастрофе. Мой интерес к истории моей семьи их нисколько не удивил.
– Как ты жила-то все эти годы? – спрашивали они меня.
– Ну, может, и лучше, что с бабкой, а не с матерью-алкоголичкой. Неизвестно, чем все могло бы закончиться…
– Софья Леонидовна завещала тебе квартиру? Значит, совесть замучила. Что дочь-то ее натворила… Все деньги. Все проклятые деньги.
Подруги Людмилы помнили, что та говорила о своих предках, бежавших из Петрограда в Карелию. Теперь движение происходит только в обратном направлении – люди едут на заработки в Петербург. Но тогда в Петрограде был голод, а в Карелии, в особенности если отъехать подальше от Петрозаводска, можно было ловить рыбу и охотиться. А в конце лета и осенью в лесах видимо-невидимо ягод и грибов. Люди, в нынешние времена не имеющие работы, занимаются практически тем же самым, чем занимались их предки в другие «голодные» периоды истории. Да я это и без них знала. Сама занималась и в детстве, и в годы жизни с бабой Таней.
