– Нет, сюда, – возражала мама, указывая на четки.
По ее мнению, не было ничего престижнее, чем иметь среди родных имама. Это наверняка приблизит их всех к Богу.
– Вы что, с ума сошли? – заговорила соседка в годах. – Всем нам нужен врач. – Наблюдая за мальчиком, она кивком указала на стетоскоп и добавила елейным голосом: – Сюда, дорогой малыш.
– Ну а я скажу, что юристы получают куда больше денег, чем остальные, – высказалась сидевшая рядом с ней женщина. – Вы явно забываете об этом. Что-то я не вижу тут экземпляра конституции.
Тем временем Таркан задумчиво осматривал разложенные вокруг него предметы. Они не вызвали у него интереса, и он повернулся спиной к гостям. И тут он увидел Лейлу, которая тихо стояла позади него. И в тот же момент выражение его лица смягчилось. Он потянулся к сестре, стащил с ее руки кожаный браслет, украшенный синим атласным шнуром, и поднял его в воздух.
– Ха! Он не хочет быть учителем… не хочет быть имамом, – усмехнулась Лейла. – Он хочет быть как я!
Радость девочки была настолько чистой и внезапной, что взрослые, несмотря на собственное разочарование, засмеялись вместе с ней.
Хрупкий ребенок со слабым мышечным тонусом и самоконтролем, Таркан часто болел. Казалось, малейшее физическое усилие утомляет его. Для своего возраста он был мал, а его тело росло явно непропорционально. С течением времени всем стало ясно, что он отличается от других, хотя никто не говорил об этом открыто. И только в два с половиной года баба́ согласился отвезти его в больницу. Лейла настояла на том, чтобы ее взяли с собой.
Когда они добрались до врачебного кабинета, дождь лил как из ведра. Баба́ положил Таркана на кровать, которая была накрыта простыней. Глаза малыша двигались от него к Лейле и обратно, он оттопырил нижнюю губу с намерением заплакать, и Лейла в тысячный раз ощутила такой сильный приступ любви к брату и такую беспомощность, что испытала почти физическую боль. Она нежно положила руку на теплую округлость его животика и улыбнулась.
– Я вижу, какая у вас проблема. Мне очень жаль, что у вашего сына это заболевание, но такое случается, – сказал врач, осмотрев Таркана. – Такие дети необучаемы, даже пытаться не стоит. Все равно они не живут долго.
– Я не понимаю. – Баба́ старался говорить очень сдержанно.
– Этот малыш «монголоид». Вы никогда не слышали о таком?
Баба́ безмолвно и смирно смотрел в пустоту, словно это он задал вопрос и теперь ожидает ответа.
Врач снял очки и поднес их к свету. Видимо, он счел их вполне чистыми, поскольку тут же снова посадил себе на нос.
– Ваш сын ненормален. Вы наверняка уже поняли это. Ну то есть это заметно. Я не очень понимаю, почему вы так удивляетесь. И можно спросить: где ваша жена?
Баба́ откашлялся. Он не собирался сообщать этому высокомерному человеку, что он не позволяет своей молодой жене выходить из дому, если в этом нет строгой необходимости.
– Она дома.
– Что ж, ей стоит прийти вместе с вами. Важно, чтобы она имела четкое представление о ситуации. Вам нужно поговорить с ней. На Западе для таких детей есть специальные учреждения. Они живут там всю свою жизнь и никому не мешают. Но здесь у нас такой поддержки нет. Вашей жене придется заботиться о нем. Будет непросто. Скажите, чтобы она не привязывалась к нему слишком сильно. Обычно они умирают, не достигнув половой зрелости.
Лейла ловила каждое слово, и сердце у нее билось все быстрее и быстрее, она волком посмотрела на врача:
– Замолчите, глупый, дурной человек! Зачем вы говорите все эти ужасные вещи?
– Лэйла… уймись, – сказал баба́, хотя голос его прозвучал не так строго, как мог бы в других обстоятельствах.
Врач обратил на девочку недоуменный взгляд, будто бы и забыл, что она находится в комнате.
– Не волнуйся, дитя, твой брат не понимает ни слова.
– Понимает! – крикнула Лейла, и голос ее треснул, словно битое стекло. – Он все понимает!
Пораженный ее выпадом, врач поднял руку, чтобы погладить девочку по голове, но, видимо, передумал, потому что очень быстро опустил руку.
Баба́ принял заболевание Таркана слишком близко к сердцу: он посчитал, что совершил нечто ужасное и навлек на себя Божий гнев. Теперь он наказан за грехи – прошлые и настоящие. Аллах ясно и четко предупреждает его: если он по-прежнему не будет замечать Его знамения, последует нечто еще более ужасное. Все это время он прожил напрасно, думая лишь о том, что он сам хотел бы получить от Всевышнего, и совершенно не осознавая, чего Всевышний хочет от него. Ведь поклялся же он, что бросит пить в тот день, когда родилась Лейла, а потом снова нарушил свое слово. Его жизнь была полна нарушенных обещаний и незавершенных задач. Теперь же он заглушил голос нафс, своего внутреннего «я», и готов искупить грехи. Проконсультировавшись со своим шейхом и следуя его совету, баба́ решил больше не шить наряды алла франга для женщин. Больше никаких узких платьев и коротких юбок. Он станет пользоваться своими умениями в благих целях. Все те годы, что ему еще отпущены, он будет распространять весть о страхе Господнем, потому что испытал на себе удары, какие Он обрушивает на людей, если они перестают Его бояться.
А две его жены позаботятся о двух его детях. Баба́ завязал с браком, завязал с сексом, которые, как он осознал, часто все усложняют, точно так же как деньги. Он перебрался в малоосвоенную спальню в задней части дома, откуда приказал убрать всю мебель, за исключением единственного матраса, одеяла, масляной лампы, деревянного сундука и нескольких книг, тщательно отобранных шейхом. Свою одежду, четки и полотенца для омовения тела он хранил в сундуке. Всё, создающее удобства, включая подушку, было отвергнуто. Как и многие другие запоздалые верующие, баба́ стремился восполнить все то, что упустил за утраченные годы. Он жаждал обратить всех к Богу – своему Богу, – а потому хотел иметь последователей, пусть не десяток, а хотя бы одного. Иными словами – одного-единственного, но преданного ученика. А кому лучше иных подошла бы эта роль, если не дочери, которая быстро становилась непокорной малолеткой, все более грубой и непочтительной?
Если бы Таркан не родился с таким тяжелым синдромом Дауна, как это заболевание было названо спустя несколько лет, наверное, баба́ справедливее разделил бы на обоих детей свои ожидания и разочарования, однако в нынешней ситуации все досталось Лейле. А с годами ожидания и разочарования только множились.
13 апреля 1963 года. В возрасте шестнадцати лет у Лейлы вошло в привычку внимательно следить за мировыми новостями – и потому, что ей было интересно, что происходит в других странах, и потому, что это помогало ей отвлекаться от собственной слишком ограниченной жизни. В тот день, глядя на газету, развернутую на столе, она вслух читала новости тете. Далеко-далеко, в Америке, какой-то смелый черный был арестован за протест против жестокого обращения с его собратьями. Его обвиняли в проведении неразрешенного марша. В газете поместили его фотографию с крупной подписью: «Мартин Лютер Кинг отправлен в тюрьму!» На мужчине был аккуратный костюм и темный галстук, лицо он наклонил в объектив. Но больше всего внимания Лейла обратила на его руки. Он держал их в воздухе изящно – ладони изогнулись навстречу друг другу, словно он нес в них невидимый хрустальный шар. Пусть этот шар не покажет ему будущее, тем не менее человек этот сам себе пообещал не бросать его.
