Каждый год ее друзья устраивали ей праздник с кексиками, разнообразными украшениями и со множеством воздушных шариков. Это делали все пятеро: Саботаж Синан, Ностальгия Налан, Джамиля, Зейнаб-122 и Голливуд Хюмейра.
Лейла никогда и не думала, что можно иметь больше пяти друзей. Иметь одного – и то огромное счастье. Если очень повезло, будут два или три, а если уж родился под счастливой звездой – тогда квинтет, более чем достаточно на всю жизнь. Неумно стремиться к большему, дабы не ставить под удар тех, на кого рассчитываешь.
Она часто думала, что пять – особое число. В Торе пять книг. Иисус страдал от пяти смертельных ран. В исламе пять столпов веры. Царь Давид убил Голиафа пятью камнями. В буддизме пять путей, и на каждом из них Шива показывает один из своих пяти ликов и смотрит в пяти разных направлениях. Китайская философия крутится вокруг пяти элементов: вода, огонь, дерево, металл, земля. Да и признанных во всем мире вкусов всего пять: сладкий, соленый, кислый, горький и умами. Человеческое восприятие зависит от пяти основных чувств – слуха, зрения, осязания, обоняния и вкуса, пусть ученые заявляют, что их гораздо больше, и называют другие сложные имена; изначально чувств пять, и они всем известны.
В последний, как оказалось, день ее рождения друзья запланировали богатое меню: жаркое из ягненка с пюре из баклажанов, бурек со шпинатом и сыром фета, фасоль с пряной пастромой, зеленые фаршированные перцы и маленькая баночка свежей икры. Предполагалось, что пирог будет сюрпризом, но Лейла услышала их обсуждения: стены в квартире были тоньше, чем куски пастромы, а Налан после десятилетий постоянного курения и еще более постоянного пьянства не шептала, а скрипела, и голос ее звучал хрипло, словно наждак по металлу.
Клубничный крем и сказочно-розовые взбитые сливки сверху. Вот что они планировали. Лейла не очень любила розовый цвет. Куда больше ей нравилась фуксия – цвет ее личности. Даже название приятно растекалось по языку, вкусно-сладкое и энергичное. Розовый – это фуксия без шероховатостей, бледный и безжизненный, словно застиранное до дыр белье. Может быть, ей следовало попросить торт цвета фуксии?
– Сколько свечей поставим? – спросила Голливуд Хюмейра.
– Тридцать одну, дорогуша, – ответила Лейла.
– Разумеется, тридцать одну, черт возьми! – хмыкнула Ностальгия Налан.
Если дружба подразумевает ритуалы, у них их было вагон и маленькая тележка. Кроме дней рождения, они праздновали еще День победы, День памяти Ататюрка, молодежи и спорта, День национальной независимости и детей, День республики, День каботажного судоходства, День святого Валентина, Новый год… При любой возможности они вместе ужинали, устраивали пирушки с деликатесами, которые могли позволить себе лишь с большим трудом. Ностальгия Налан готовила свой любимый напиток – коктейль «Пата-пата бум-бум», рецепт его она узнала, флиртуя с барменом в «Караване». Сок граната, сок лайма, водка, измельченные листья мяты, семена кардамона и щедрая порция виски. Те, кто употреблял алкоголь, хмелели, и щеки их становились ярко-красными. Абсолютные трезвенники пили «фанту» вместо коктейля. Остаток вечера они проводили за просмотром черно-белых фильмов. Все вместе втиснувшись на диван, они смотрели один фильм за другим, полностью погрузившись в процесс и храня молчание, ну разе что иногда вырывался у кого-то «ох!» или «ах!». Старые голливудские и турецкие звезды мастерски удерживали внимание зрителей. Лейла и ее друзья наизусть знали все их реплики.
Лейла никогда не говорила этого своим друзьям, во всяком случае настолько подробно, но они были ее подушкой безопасности. Всякий раз, когда она спотыкалась или даже падала, друзья оказывались рядом, поддерживали и смягчали силу удара. В те ночи, когда клиенты обходились с ней слишком жестоко, она находила силы держаться именно благодаря тому, что друзья самим фактом своего существования были снадобьем для ее царапин и синяков, а в те дни, когда она предавалась жалости к самой себе, когда казалось, что грудь разрывается от боли, они ставили ее на ноги и вдыхали ей в легкие жизнь.
Сейчас, когда ее разум подошел к мертвой точке и все воспоминания растаяли в стене тумана, плотной, как печаль, последней деталью, которую она увидела внутренним взором, был ярко-розовый именинный торт. Тем вечером они болтали и смеялись, словно ничто не способно разделить их, а жизнь – всего лишь спектакль, волнующий и тревожный, но реальной опасности в нем нет, он – просто чужой сон, куда тебя зачем-то пригласили. По телевизору Рита Хейворт откинула волосы и тряхнула бедрами, ее платье с шелковистым шорохом упало на пол. Качнув головой в сторону камеры, она улыбнулась своей характерной улыбкой, той самой, которую зрители во всем мире считали распутной. Но только не Лейла и ее друзья. Старушка Рита была не в силах одурачить их. Они всегда узнавали печальных женщин с первого взгляда.
Часть вторая. Тело
Морг
Морг располагался в задней части больницы, в северо-восточном углу подвального этажа. Ведущий к нему коридор был выкрашен в бледно-зеленый цвет, напоминающий о капсулах прозака. В нем было ощутимо холоднее, чем в других больничных помещениях, словно там днем и ночью гуляли сквозняки. В тамошнем воздухе висел резкий химический запах. Цвета вокруг было немного – меловой белый, стальной серый, ледяной голубой и темный ржаво-красный, цвет запекшейся крови.
Обтирая руки о халат, патологоанатом, слегка сутулый сухопарый мужчина с выпуклым высоким лбом и обсидианово-черными глазами, посмотрел на вновь привезенное тело. Еще одна жертва убийства. Безразличие отразилось на его лице. Долгие годы он видел их бессчетное количество – молодых и старых, богатых и бедных, тех, кого сразила шальная пуля, и тех, кого хладнокровно расстреляли. Каждый день привозили все новые и новые тела. Он точно знал, в какое время года подобные случаи учащаются, а когда их количество снижается. Убийств всегда больше летом, чем зимой, с мая по август – пиковый сезон тяжких изнасилований и покушений на убийства в Стамбуле. С приходом октября вместе с температурой сильно понижался и уровень преступлений.
У патологоанатома была собственная теория, почему так происходит, и он не сомневался: все дело в том, чем люди питаются. Осенью косяки пеламиды отправляются на юг – из Черного моря в Эгейское, они плывут так близко к поверхности воды, будто обессилели от этой вынужденной миграции и постоянной угрозы в виде траулеров и хотят, чтобы их выловили раз и навсегда. Люди начинают употреблять в пищу эту вкусную жирную рыбу в ресторанах, гостиницах, офисных столовых и дома – и уровень серотонина у них растет, а уровень стресса резко падает. В итоге законы они нарушают реже. Однако чудесной пеламиды надолго не хватит. Вскоре количество преступлений снова вырастет. В стране, где правосудие всегда запаздывает, если вообще приходит, многие граждане мстят самостоятельно, отвечая на зло еще большим злом. «Два ока за одно и челюсть за зуб». Не сказать чтобы все преступления планировались. На самом деле многие совершались совершенно спонтанно. Взгляд, который принимали за непристойный, вполне мог послужить причиной убийства. Неправильно понятое слово могло служить поводом для кровопролития. В Стамбуле убийство – дело заурядное, а смерть и того зауряднее.
