Это случилось так быстро, что другие не успели среагировать, кроме Джамили; у нее вырвался крик.
– Ты только посмотри на себя! – Широко расставив ноги и уперев руки в боки, Налан изучала положение, в которое попал Саботаж. – Как можно быть таким беспечным?
– О господи, ты в порядке? – Хюмейра осторожно заглянула внутрь могилы.
Саботаж стоял в яме без движения – и только подбородок у него подрагивал.
– Ты там жив? – спросила Налан.
Снова обретя дар речи, Саботаж начал запинаться:
– Мне кажется… думаю… я в могиле.
– Да, я вижу, – отозвалась Налан.
– Не паникуй, дорогой мой, – сказала Зейнаб-122. – Подумай об этом иначе. Ты лицом к лицу со своими страхами, а это хорошо.
– Вытащите меня. Пожалуйста! – Саботажу было не до советов.
Осторожно, чтобы не наступить на саван, он метнулся в сторону, но тут же рванулся назад, опасаясь неких невидимых существ во мраке могилы.
– Ну же, Налан, помоги ему! – попросила Хюмейра.
Налан выразительно пожала плечами:
– С чего бы это? Возможно, ему стоит остаться внизу и запомнить этот урок.
– Что она сказала? – В горле у Саботажа булькало так, словно там действительно что-то застряло.
– Она тебя дразнит, – вмешалась Джамиля. – Мы тебя спасем.
– Правда, не волнуйся, – подхватила Зейнаб-122. – Я научу тебя молитве, которая помогает…
Дыхание Саботажа участилось. На фоне темных стенок могилы его лицо приобрело какой-то призрачный оттенок. Он положил руку на сердце.
– Ах, боже мой! – воскликнула Хюмейра. – Мне кажется, у него сердечный приступ, как у его отца! Давайте что-нибудь делать, быстро!
– Ладно, хорошо, – вздохнула Налан.
Как только она спрыгнула в яму и оказалась возле него, Саботаж тут же обхватил ее руками. Он ни разу в жизни не был так рад ее видеть.
– Э-э… ты не мог бы убрать руки? Я не способна сдвинуться с места.
Саботаж неохотно ослабил хватку. В жизни его то и дело отчитывали и опускали: дома – сильная и любящая, но строгая мама, в школе – учителя, в армии – начальники, в офисе – почти все. Годы запугивания задавили его душу: там, где должно было расцветать мужество, осталась какая-то каша.
Пожалев о своем тоне, Налан нагнулась и сплела руки:
– Давай выбирайся!
– Ты уверена? Я не хочу, чтобы тебе было больно.
– Об этом не волнуйся, милый мой. Вылезай.
Саботаж поставил ногу на руки Налан и уперся коленом в ее плечо, а затем поставил другую ногу ей на голову и стал выбираться из ямы. Хюмейра с небольшой помощью Зейнаб-122 и Джамили потянулась и вытащила его наружу.
– Спасибо тебе, Аллах! – воскликнул Саботаж, оказавшись наверху.
– Ага, я трудилась, а благодарят Аллаха, – проворчала из ямы Налан.
– Спасибо тебе, Налан, – сказал Саботаж.
– Пожалуйста. А теперь, прошу вас, киньте мне веревку!
Они кинули. Схватив ее, Налан обвязала веревку вокруг тела:
– Тащите!
Поначалу труп не двигался с места. Видимо, ему было удобнее как есть. Затем дюйм за дюймом друзьям удалось поднять его. Когда он был уже достаточно высоко, Хюмейра и Зейнаб-122 очень осторожно положили его на землю – настолько бережно, насколько это было возможно.
В конце концов Налан выбралась из ямы, вся покрытая царапинами и ранками:
– Уф! Я устала.
Но ее никто не услышал. Все смотрели на саван округленными от изумления глазами. Пока тело поднимали вверх, часть ткани оборвалась, и теперь из-под савана виднелась часть лица.
– У него борода, – сказал Саботаж.
Зейнаб-122 в ужасе подняла глаза на Налан: до нее дошла правда.
– Аллах, будь милосерден к нам! Мы раскопали не ту могилу!
– Как мы могли совершить такую ошибку? – спросила Джамиля, после того как они снова похоронили бородатого мужчину и разровняли землю на его могиле.
– Из-за старика из больницы, – сконфуженно ответила Налан, доставая из кармана листок бумаги. – У него ужасный почерк. Я не была уверена – семь тысяч пятьдесят два или семь тысяч пятьдесят три. Откуда мне было знать? В этом нет моей вины.
– Все нормально, – нежно ответила Зейнаб-122.
– Давай же раскопаем нужную могилу. – Хюмейра собралась. – На этот раз мы поможем тебе.
– Не нужно мне помогать. – К Налан вернулась уверенность, и она схватила лопату. – Лучше присматривайте за ним. – Она указала пальцем на Саботажа.
Тот поморщился. Он терпеть не мог, когда к нему относились как к слабаку. Как и многие неуверенные в себе люди, Саботаж втайне верил, что в нем всегда жил и продолжает жить герой, которому не терпится выбраться наружу и показать всему миру, каков он на самом деле.
Тем временем Налан снова начала копать, не обращая внимания на жгучую боль между лопатками. Руки и все тело у нее тоже ломило. Она украдкой поглядывала на свои ладони, опасаясь, что натрет мозоли. Во время длительного и весьма изнурительного перехода от мужской внешности к женской натуре, которая в ней уже была, больше всего ее расстраивали руки. Как объяснил ей хирург, уши и руки изменить сложнее всего. Волосы можно трансплантировать, носу придать иную форму, грудь увеличить, жир удалить и распределить по другим местам – поразительно, как ты можешь стать совершенно иным человеком, – но вот с размером и формой рук ничего особенно не сделаешь. Никакие маникюры тут не помогут. А у нее были сильные, крепкие руки фермера, которых Налан стыдилась все эти годы. Однако этой ночью они были очень кстати. Лейла гордилась бы ею.
На этот раз она копала медленно и осознанно. Хюмейра, Джамиля, Зейнаб-122 и даже Саботаж молча работали рядом, потихоньку разгребая почву. И снова могила была раскопана, и снова Налан спрыгнула в нее, и снова туда закинули веревку.
По сравнению с предыдущей попыткой на этот раз тело было легче и вытащить его было проще. Они бережно положили его на землю. Опасаясь, что снова увидят не то, они осторожно приподняли край савана.
– Это она, – произнесла Хюмейра срывающимся голосом.
Зейнаб-122 сняла очки и тыльной стороной ладони вытерла глаза.
Налан откинула пряди волос, прилипшие к вспотевшему лбу:
– Ну вот и хорошо. Давайте отвезем ее к любимому.
Они осторожно погрузили тело подруги в тачку. Налан удерживала туловище, чтобы уравновесить его с ногами. Прежде чем они двинулись прочь, Налан открыла фляжку с водкой и сделала внушительный глоток. Жидкость, обжигая и даруя приятное тепло, словно костер в кругу друзей, опустилась по пищеводу к желудку.
Небо прорезала очередная молния, ударившая в землю примерно в ста футах от них, и на мгновение осветила все кладбище. Саботаж поморщился – он собирался икнуть. А в итоге издал странный звук, который превратился в рычание.
