– В отличие от тебя, я хоть в чем-то разбираюсь.
– Возвращаемся к делу, – призвала Эльвира. – Теперь круг подозреваемых расширяется.
– То есть мы не будем друг на друга показывать? – спросил Стас, надежды которого с хрустом треснули и стали проседать, как дом в землю.
– Не будем, – согласилась мать. Надежды Стаса с грохотом обвалились. Он чуть не упал вслед за ними.
– На сегодня расследование закончено? – спросила Лида. – Уже можно поесть?
Пришлось признать очевидное: на сегодня расследование в тупике. Все втихаря обрадовались. И, поскольку были в благостном настроении, то день закончился всего тремя драками, причем один раз подрались Диана с матерью из-за необходимости выбросить коробку пуговиц с трещинами.
Не в Зле была главная проблема, понял Аркадий. Тут все хороши.
* * *
Ночью никто не мог спать, даже Эльвира. Последний раз она не спала ночью, когда рожала. Было тихо, никто не храпел, не бубнил во сне, и в этой тишине все раздумывали о бабкиной гибели. Получила по заслугам, вот и хорошо, жаль, что так поздно. Аркадий разрабатывал мысль о надругательстве над могилой, Стас отбрасывал идеи заработка (то слишком тяжелая работа, то денег мало, компромисса не получалось). Он так сжимал свои бульдожьи челюсти, что рисковал сломать пару-тройку зубов.
Диана склонялась к версии, что убийцу не найдут при любом раскладе. Не нашли бы, даже если бы вызвали полицию. А сейчас, когда полная путаница в мотивах, способах убийства (кстати, что за яд был на шприце, до сих пор никто не понял), когда все почувствовали вкус свободы на пятьдесят процентов, какое там расследование, остаться бы в рамках приличия на радостях. Эльвире стоит это понять. Может, до нее это дойдет через полгода.
Лиду почему-то очень радовала мысль, что Микулин мог бы оказаться убийцей бабки. Ну, так, теоретически. Пришел, впечатлился, решил избавить всех от гнета, украл ключ, а потом совершил свой героический поступок. Она блаженно улыбнулась, от чего стала похожа на юродивую. Ему понравилась ее историю про лихорадку Эбола, возможно ли, что он проникся чувствами к ней? Сомнительно, но чем не черт не шутит. Черт уже обшутился со Смолиными.
* * *
Утром следующего дня Лида рассказывала Кате события дня предыдущего. Пока шла перемена, можно было хоть орать, все равно никто не поймет, о чем речь.
– Ни за что не поверю, что кто-то пришел извне и убил ее, – заключила Лида, держа руки в карманах пиджака.
– А подозрительные Софья и Петр? Их никто не видел уже много лет. Бабка в силу возраста могла не узнать их под видом кого-то из пришедших, а твоей матери, похоже, все равно, кто к вам приходит. Тем более, она могла быть на работе в это время.
– Я тоже думала об этом. Но тогда странно, зачем убивать ее через столько лет, ведь никакого наследства нет, а также под видом кого конкретно они могли прийти. Не было у нас посторонних. Только люди, обязанные прийти сюда. Добровольно-то кто согласится? Почтальонке под семьдесят, она не подходит. Соседи снизу – семейка лет тридцати с двумя детьми. Слишком молоды. А травматолог, ну, тот парень, которого Дианка выдавала за него, пришел по дружбе.
– Стоп. Почему это не настоящий травматолог? – насторожилась Катя. – Ты их по лицам определяешь?
– Потому что им стетоскоп ни к чему. И их главный инструмент – рентген. Травматолог без рентгена все равно что стоматолог без бормашины. И по логике… по логике, нужно было везти старуху в больницу, потому что без рентгена не обойтись. И если это даже мы понимаем, что говорить о враче.
– С чего тот парень вообще согласился сыграть эту роль? Нет, даже так: с чего он согласился к вам пойти? Ты говорила, что он не был ошарашен. Значит, его предупредили о том, что его ждет. Значит, какая-то мотивация у него была. Ему заплатили?
– Знаю я, что за мотивация, – проворчала Лидия, сжимая кулаки в карманах черного пиджака в белый горошек. – Ему Дианка нравится. По нему видно было. Вряд ли она платила, не представляю, сколько нужно денег, чтоб кто-то согласился к нам прийти.
– Может, она применила силу, и из-за этого он пришел? Шучу. Странный человек этот травматолог, – покачала головой Катя. – Извращенец какой-то. Она же не разговаривает.
– Видимо, потому и нравится, – мрачно сказала Лида.
– Тебя это огорчает?
Лидка кивнула и отвернулась. Лицо скривилось в левую сторону. Признаваться в своих чувствах было не просто неловко и непривычно, а ощущалось прямым нарушением гигантского свода неписаных законов семейства Смолиных. Там никто ни разу не заговаривал (и не орал) о любви или чем-то похожем; зачем говорить о том, чего никто из них не видел? Лидия ступала в запретную зону.
– В конечном счете почему ты на него запала?
– Имя красивое, – мрачно отшутилась Лида. – Откуда я знаю. Красивый. Вежливый. Смелый.
По мере перечисления эпитетов надрыва в голосе становилось все больше. Хорошо, что эпитеты быстро кончились.
– У тебя еще остались какие-то чувства?
– Видимо, да, – признала Лидия, повесив голову. Теперь лицо скривилось на правую сторону. Ее внешности это не улучшило. Очки съехали на кончик носа.
– Стоило тебе увидеть нормального человека, как ты сразу на него запала. Я вот ничего не ощущаю.
– Зато к тебе часто что-то ощущают.
– Лучше бы поесть давали вместо этого.
– Намекни…
– Придется отвечать на его чувства.
– На сытый желудок ничего не хочется, вряд ли ответишь. Будешь сидеть с отвисшим брюхом и зевать.
– Тогда и его надо перекормить для симметрии, чтоб ему не было обидно. Вдвоем будем как два колобка.
– И потом сожрать его самого. Откормленный поклонник должен быть хорошей едой.
– Каннибализм? Интересная мысль. Остатки можно законсервировать.
– Осталось найти подходящего кандидата.
Прозвенел звонок. Начинался Катькин любимый английский. Лида его терпеть не могла: сплошные исключения, правил чтения никто не соблюдает, еще артикли какие-то, а уж времена там на любой случай жизни. Больше всего убивали правила чтения, благодаря которым Лида как-то раз повеселила всю группу, прочитав не «вареное яйцо», а «вареный орел». С тех пор она еще пуще недолюбливала английский. Он казался полной мутью. Не то что четкая и логичная химия. Лидия решила поразвлечься и устроила так, чтобы учительница пересадила Влада Костецкого к Саиду Рагимову. Для этого очень кстати оказался найденный на полу блок клейких оранжевых стикеров для записей. Катя шепотом пообещала организовать пересадку Локтева к Реброву, чтобы получился анатомический дуэт.
Тем временем в классе, где учился Стас, не происходило ничего особо интересного, и он, пользуясь моментом обычного мордобоя одноклассников, стянул из чьего-то портфеля кошелек. Вышел в туалет, деньги переложил себе в карманы, сам же кошелек оставил лежать на подоконнике. Он вышел, гордый тем, что какая-то честность у него сохранилась. Подумаешь, деньги взял. Зато кошелек остался целым. И драться не пришлось, никто не пострадал. Образец благородства, да и только.
