Стас не знал, что обеим сестрам было чрезвычайно интересно узнать то, что знал он. Особенно Лиде.
* * *
Тем же вечером в хрычовник, как про себя называла квартиру Диана, приехал ужасно расстроенный потерей паспорта Микулин. Сообщил, что пока не успел написать заявление о потере и спрашивал, не завалился ли паспорт где-то в квартире. За несколько часов он обгрыз все губы до крови, обломал ногти, а также заполучил повышенное давление. Он попросил Диану предупредить домашних о паспорте, мало ли, вдруг найдется. О его визите было известно с утра, и для Лиды день выдался нервным.
Лида, заслышав, кто пришел, поняла, что это ее шанс не только поговорить с объектом приложения нежных чувств, но и побыть максимально близко к нему. Она еще и расфуфырилась заранее на всякий случай, надев под пиджак парадную блузку и не надев тапочки. Недавно пол помыли, теперь к нему никто не прилипал. Она вышла из комнаты, так виляя бедрами, чтобы Владимир точно посчитал ее хорошим человеком, Вдобавок она вознамерилась сверкать всеми плоскостями перед ним. Завлекающий соблазнительный взгляд получился только с восьмого дубля (репетировала перед отражением в кастрюльке). Изначально она долго колебалась, что подчеркнуть, хорошую (?) генетику или сделать акцент на скромности, внутреннем мире и тактичности, потом решила, что ничего вообще не получится и решила действовать традиционно по обстановке. Расфуфырилась и первая обратилась к объекту вожделения:
– Здравствуйте. Вы потеряли паспорт? Не расстраивайтесь. Давайте посмотрим в коридоре, – предложила она, не сдержав тупую улыбочку.
– Давайте, – поежился Владимир.
– Паспорт лежал в куртке? – еще тупее улыбнулась Лидия. Взгляд ее вышел за грани всякого интеллекта.
– Да.
Вопроса про куртку уже было достаточно, чтобы заподозрить что-то, но Владимир был слишком расстроен, чтобы отмечать такие мелочи.
Она улучила момент и выпустила паспорт из рукава пиджака. Он лег под полку для обуви шестьдесят шестого года выпуска, как будто провалялся там сутки.
– Вот и паспорт нашелся!
– Да ладно?! – воскликнул Владимир, разгибаясь и легко поднимаясь с протертого до дыр коврика восемьдесят первого года выпуска.
– Держите.
Рука Микулина коснулась руки Лидии. Ее как парализовало.
– Спасибо, господи…
Он даже погладил обложку, не в силах сдержать радость. Лидия очень тупо улыбалась и старалась запомнить момент, чтобы потом прокручивать его в памяти сотни раз.
– Кипяточку хотите? – спросила Эльвира.
– Нет, спасибо, не сегодня. Я к вам заехал исключительно паспорт поискать и даже не надеялся… В другой раз, хорошо?
Он сунул паспорт во внутренний карман куртки. Одобрительно хлопнул по плечу Лиду:
– Еще раз спасибо. Я твой должник!
До глубокой ночи она не могла уснуть, поглаживая плечо, млея от случившегося и мысленно внося поправки в коэффициент влюбленности. Диана тоже не спала, чувствуя, что вокруг что-то массово идет не так, но не до конца понимала, что именно. Все шло не так последние семнадцать лет, что она прожила, но окончательно все сбилось со всех возможных путей с момента перелома Священной Спички. Кто и зачем ее сломал?
* * *
Эльвира была слишком зла тем вечером, чтобы продолжать расследование смерти матери. Отступиться она не могла – принципы не позволяли. О том, чтобы отбросить их, она подумать не смела. Тоже из принципа. Не то воспитание.
Капитально не то, если вдуматься.
Но, как бы то ни было, в эту ночь ее больше всего занимала судьба сестры, а заодно и подзабытого брата. Откуда Стас мог узнать сведения? Допустим, что он действительно знает что-то, возможно, даже сможет доказать. Но кто ему это сообщил? Если даже вернулась Сонька, то как она нашла Стаса?
Могла проследить, адрес ведь остался тем же. Но почему не появится сама? Хотя и это можно понять. Отвращение к такой жизни не отпустит ее до конца жизни. Но должна же она знать, что хрычовка мертва и что ей ничего не грозит. С другой стороны, поверить в то, что существа вроде бабки вообще смертны, практически невероятно. Все, абсолютно все имело оборотную сторону. Сонька и Петька, конечно, могли сильно измениться за прошедшие годы, а с учетом их изначальной неблагонадежности черт знает, что из них выросло. Петька получил в школе две пятерки, а по пути домой убил ножом случайного прохожего, чтобы сесть в тюрьму. Разве он нормален? А Сонька? И ведь выбрала время, что ей нужно было продержаться двое суток до совершеннолетия, а потом никакая сила, никакие законы не вернули бы ее домой. Эльвира подозревала, что сестра умотала куда подальше от Комаровска, в те легендарные места, которые изучают на географии.
Но что без толку гадать? Придется надавить на Стаса. Ведь Сонька могла узнать о смерти бабки и захотеть получить свою долю квартиры. А если подтянется и Петька, то можно смело убивать их в борьбе за хрычовник.
* * *
– Хорошо, что отдала. Было бы свинством зажилить его, – одобрила Катя, узнав, что Лида все же пощадила возлюбленного.
– Я слишком хорошо отношусь к нему, чтобы не возвращать паспорт, – признала она. – Сменила мнение. Мать за такое пришибла бы на месте.
– А, эта тягомотина с запретом менять мнение еще в силе?
– Цветет и пахнет. Разрастается и воняет.
Вокруг бегали первоклассники, невдалеке матерились представители среднего звена, небритые старшеклассники погрязли в телефонах, теряя последние мозги, а Катя с Лидой болтались в своей реальности.
– Вернемся к плану усмирения Стаса, – предложила Катя, уже несколько дней подряд высыпавшаяся.
– Осталось только его выполнить. Я уже все продумала и вчера выложила. Нужно отрепетировать. Он не должен тебя узнать.
– Не вопрос, придется поменять внешность. Понадобится примерно триста пятьдесят рублей.
– Выдам из денег за коллекцию.
– И тогда он на меня точно клюнет.
– Да на тебя у кого угодно слюни капать будут. Посмотри на девяносто пять процентов парней. Остальные пять не капают, возможно, они геи.
– Не пугай меня этими слюнями, – усмехнулась Катя. – Об итогах операции узнаешь завтра.
– Жалко, что наши операции не становятся достоянием общественности. Мы бы получили… – и дальше она хотела сказать «много денег», но Катя перебила:
– Получили бы по морде. Четыре раза каждая. А потом по хребту.
– А еще Стас вчера требовал денег у матери за то, чтобы рассказать нечто про Софью. Которая сбежала и которую вроде как убил Фехтовальщик. Но у нее денег нет, и она его просто заткнула. А еще он сказал странную фразу. «Я знаю, где ты работаешь». Наверняка тоже что-то скрывала, а он разнюхал.
Катя оживилась. То ли сплетня задела за что-то еще живое, то ли навела на мысль. Оказалось, второе.
