– Отлично сказано! – одобрила Лида. – Чего ради держать дома непарные сапоги сорокалетней давности? А дореволюционный самовар?
– Жалко же, – промямлила Эльвира.
– Как бы сама не достукалась, – многозначительно произнес Аркадий. – Зачем, по-твоему, убили старуху?
– Выбрасывайте. Все вышвыривайте, кретины проклятые! – сдалась Эльвира. – Только самовар оставьте…
– Господи… – украдкой взмолилась Лида. Толку-то.
– Что сначала: расследование или уборка? – спросил Аркадий.
– Уборка. Там хоть головой думать не надо, – отозвался Стас.
– Да ты вообще думать не умеешь, молчи уж, – добродушно отозвалась Лида.
– А ты – овца нестриженая!
– А ты ощипанный баран, – припечатала сестра и приступила к вытряхиваю хлама из холодильника.
Чего там только не было! Было платье сестры бабки, в котором она сорок лет назад поступала в институт (об этом извещала аккуратно приколотая булавкой записка), рядом с платьем валялись детские вещи Эльвиры, которые рвались от того, что их брали в руки, а посреди этой рухляди лежала чья-то засаленная кепка с дохлыми вшами внутри. Это нечто выбросил Аркадий, попутно уронив еще несколько коробок. Воспользовавшись моментом, Стас втихаря вышвырнул два длинных платья самых шизофренических фасонов. Возможно, их хранили в качестве музейных экспонатов. Отдельного упоминания заслуживала коробка, набитая обрывками разноцветных тряпочек. Однако по степени непрактичности чемпионат холодильника выиграла соседняя коробка, в которой хранились рассыпающиеся в труху детские рисунки неясно чьего авторства. Стас неосторожно задел труху рукой, отчего поднялось облако пыли. Половина облака вмиг забилась ему в нос. Тогда он запаковал коробку и вынес сразу на помойку. Во многом потому, чтобы Эльвира не увидела и не передумала. Диане повезло обнаружить обкусанную кем-то книгу «Практическая гинекология» 1956 года выпуска. Снизу была приписочка, что книга предназначена для широкой публики. Страшно подумать, кто из семейки был гинекологом-любителем при полном отсутствии людей, как-то связанных с медициной. Хорошо, что этот некто был не проктологом-любителем. Диана с полминуты пребывала в раздумьях, выбросить этот гинекологический бестселлер или оставить. Любопытство пересилило. Может, книга увлекательно написана. У некоторых авторов интереснее про тромбоцитопению читать, чем у других про приключения.
Находки Лиды были не столь странными, более того, ничего неожиданного ей не попалось. Она выволокла на помойку несколько десятков непарных сапог из лежащего шкафа, вот и все.
Когда Аркадий с Эльвирой разгребли то место, где должен был быть старый стол, то были несколько удивлены, в самом деле найдя там стол.
К вечеру семейство устало и полностью забило один мусорный бак. Но это была приятная усталость, да и сознание еще не отпускала эйфория от смерти диктатора. Эльвира разогрела магазинные блинчики. Если сосиски имели сильный привкус бумаги, то блинчики были с пылью. Неизвестно, что лучше.
– Так как у нас насчет благодарности убийце? – спросил за ужином Аркадий. – В любом случае, кто бы это ни был, этот человек заслуживает уважения. Убийца решился на то, на что не мог решиться ни один человек. Убийца избавил нас от гнета диктатора-самодура.
Эльвира согласно кивала на каждом слове пафосной речи.
– Предлагаю убийце самому назвать себя, чтобы мы могли знать в лицо своего героя! – провозгласил Аркадий. В нем определенно были задатки неплохого телеведущего. Ему было просто интересно посмотреть, чем дело кончится, вот он и принимал посильное участие.
– А зачем вообще тогда расследовать, раз никакого наказания убийце не будет? – спросила Лидия.
– Говорю же: мы должны знать героев в лицо. Ну? Кто готов сознаться? – задал вопрос Аркадий.
– Как раз хотела сказать, что я этого так не оставлю, – решительно заявила Эльвира. – Она была моей матерью: пусть сумасшедшей, пусть она поломала не только мою жизнь, но я отдаю ей дочерний долг. Я найду убийцу.
– Ты ее действительно любила? – спросил Стас. В силу своей толстокожести он не колебался в обращении к ней на «ты», тогда как его сестры испытывали желание обращаться к матери на «вы». Диана до четырех лет искренне полагала, что ее мама немая, потому как слов от нее не слышала. Занимались Дианой в основном Зло и Аркадий.
– Да, потому что я ее дочь, а дети должны любить родителей.
– Но ты же сама говорила, что она тебе жизнь сломала… – продолжил Стас.
– Ему тоже, – мать ткнула толстым пальцем на мужа. – Думаешь, он вообще хотел жениться? Она обещала отмазать его от органов – у нее там связи были – взамен он должен на мне жениться. Нас с ним она не особо спрашивала. Я у нее одна осталась – вот она и занялась мной вплотную.
– Твоя сестра же пропала? Кажется, сбежала? – спросил Аркадий. Диана поправила шарфик, прикрывающий исполосованную шрамами шею.
– Слабовольная дура, вот она кто, – неожиданно резко заявила его жена. – Предатель, и не более того.
– Когда человек сбегает от невыносимых условий – это нормально, – подала голос Лидия.
– Мы жили точно также, как сейчас. Это еще не повод убегать. Она тем самым предала свою мать, которая возлагала на нее надежды. А вообще нас трое было. Я одна осталась.
– Трое? – в голос спросили остальные присутствующие. Диана ограничилась тем, что прищурилась и подготовилась внимательно слушать.
– Брат еще был. Петр. Он вообще отмочил глупость: в четырнадцать лет специально кого-то убил и сел в колонию, только чтобы избавиться от нас. Мама от него отреклась, и с тех пор говорила, что у нее две дочери. Я старшая, он средний, а Сонька – самая младшая. После его побега мама усилила контроль за нами, чтобы всякая дурь не лезла в головы, но Сонька все равно пропала. Как только поседела, так и ушла. Ей восемнадцать должно было исполниться через два дня. Может, ее похитил Фехтовальщик. Поделом ей, – последними словами Эльвира подвела итог под необычайно длинной для себя речью.
За столом повисла тяжелая паутина тишины. Диана думала, что раньше мать никогда не говорила целыми абзацами, Лида пребывала в тихом шоке от услышанного. Стас занялся последней сосиской. Аркадий в очередной раз подумал, что более незнакомого человека, чем его жена, он не видел никогда в жизни.
– Хотя вскоре после исчезновения Соньки был найден труп работы Фехтовальщика, – продолжила Эльвира. – Тело не опознали. Мы тоже ходили на опознание, и до сих пор нет уверенности, что это она. Рост и комплекция сходны, но настолько исполосована ножом, что никаких родинок и шрамов не разглядеть. У Соньки был небольшой шрам от ножа на левом виске, в основном скрыт волосами. Но даже его не было видно.
Фехтовальщик был легендарной местной фигурой, которой пугали детей и взрослых, причем последние боялись куда больше детей. Жертв маньяка находили изрезанных ножом с десятками неглубоких ранений и огромной потерей крови, отсюда и прозвище. Официально речь шла о двадцати двух телах, но народная молва приписывала ему еще четыре трупа на территории Комаровска и пригородов. Фехтовальщик стал неотъемлемой частью местного фольклора, его описывали, как среднестатистического автовладельца, больше о нем ничего достоверного не было известно. Некая гадалка прославилась на две недели тем, что утверждала, что его зовут Константин – ей так карты сказали. Было бы куда удивительнее, если бы они ей сказали, что зовут его, к примеру, Рикардо. Раза три арестовывали разных людей, и всякий раз подозрения не подтверждались: то через день после ареста появлялся свеженький труп, то подозреваемый последние полгода провел за рубежом и имел алиби на многие случаи, то еще что. Поэтому вопрос взаимосвязи Софьи и Фехтовальщика оставался открытым до скончания веков. Зато было ясно, что Николай Смолин не Фехтовальщик, ибо убийства продолжались и после его смерти. Хоть какая-то определенность.
