Свадебная процессия остановилась в аккурат рядом с фонтаном, украшением которого являлась вышеописанная скульптурная композиция: «От античности до Спутника Земли» – исхитрился же пройдоха и соединил несоединимое! Местные нигилисты и зубоскалы, охальники, одним словом, окрестили ее по-своему: «Бешеный Сперматозоид, улетающий в космос», что более соответствовало торчащей из фонтана несуразности.
Все это мне поведала девушка в красной юбочке с черным лакированным поясом, похожая на Наталью Варлей. Ольга, так ее звали, училась на последнем курсе института народного творчества по специальности – «дирижер хора». По совместительству она была однокурсницей и подругой невесты Нетленного – Катерины.
Столы во Дворце были расставлены в огромном фойе, увешанном громадными зеркалами и мозаикой из жизни трудящихся колхоза.
«Бу-бу-бу» – акустика в фойе была замечательной, но организаторы свадьбы установили колонки и микрофон для тамады, и тот что-то орал всем присутствующим. «Бу-бу-бу» – доносилось до нас с Ольгой. Так получилось, что мы сели рядом. После первых рюмок, первых «горько!», я предложил Ольге:
– Давай выпьем на брудершафт!
– Зачем? – лукаво спросила она меня. Да затем, хотел я ответить, что если ты сейчас согласишься, то мы продолжим с тобой общение и, возможно, перейдем к интиму! А если – нет, то я перемещу свое внимание на более сговорчивую девушку. Благо вон их сколько!
– Чтобы перейти на «ты»! – на самом деле сказал я.
– А мы разве не на «ты»? – в глазах Ольги прыгали бесенята. Потом она тряхнула волосами. – Давай, ты хорошо поешь!
Мы скрестили руки, выпили таким образом из рюмок и стали целоваться. Кайф оборвал крик Сашки с места жениха и невесты:
– Олегу – гитару! Срочно!
16.
Закира Шихановна закрыла ключом-трехгранником наружную дверь в тамбуре и провела меня в свое купе.
– Садись, – кивнула она на нижнюю полку. Постель была заправлена синим байковым одеялом с белыми полосками по краям. – В ногах правды нет. Чайком побалуемся, разберемся, не спеша. Не ссаживать же мне тебя на ходу? Лишь бы начальник поезда тебя не увидел. Гитару на верхнюю полку положи, сумку под стол можешь поставить. Я так и так собиралась чаевничать. Знаешь, как у нас говорят? Чай не пьешь – какая сила? Чай попил…
– Совсем ослаб! – закончил я, и Закира Шихановна опять рассмеялась. Ее смех размывал разницу в возрасте, я переставал чувствовать какую-то неловкость в общении. Вот сейчас бы чуток добавить для храбрости… Вспомнил про подарок Ивана Григорьевича и достал из сумки бутылку «бойковки». Посмотрел на проводницу и вопросительно кивнул на самогон: «А?»
– Можно, капельку-другую, – разрешила она, открыла встроенный шкафчик и извлекла оттуда четыре стакана в подстаканниках. В каждом – чайная ложка.
– Зачем четыре? – удивился я.
– Чай все равно будем пить. Мне запивать надо. У нас еще говорят: чай не пьешь – у гора сидишь, чай попьешь – в гора идешь! – она специально произнесла фразу с тюркским акцентом. – Сейчас кипяток налью, а ты давай командуй.
На белоснежной скатерти располагались пачка печенья, сырок, хлеб, завернутый в бумагу, и сахар – по два кусочка в пакетике. У меня же должно быть что-то в сумке? Я впервые ее проинспектировал и обнаружил огурцы, помидоры, редиску, лук, сало (о, слава Александру!), хлеб и… (ого-го-го! двойная слава Александру!) большущую копченую красную рыбу! В Каме водится красная рыба?! Разложив продукты на столике, я стал нарезать их тупым столовым ножом. Закира Шихановна, зайдя с кипятком в купе, произнесла с укоризной:
– Ну ничего нельзя мужикам поручать. Только разливать и умеют. Дай-ка нож, я сама все нарежу.
Купе проводника, если кто помнит, по площади почти в два раза меньше обычного. В нем всего две откидные полки, столик и… все! Тесновато. Поэтому Закира Шихановна, нарезав аккуратно продукты, села рядом со мной. Намеренно близко, очень близко. Так близко, что у меня заколотилось сердце и участилось дыхание, и все, что было мужского во мне, стало наливаться силой и значением. Мы выпили «по капельке», при этом проводница сильно впечатлилась крепостью напитка, но устояла, потом – еще по одной, потом – еще…. Меж тем я описывал свои приключения, кое-где сгущая краски, а где-то опуская компрометирующие меня детали. Про Лист Мебиуса я ей, естественно, не рассказал. А стоило ли? Образование ее ограничивалось восемью классами, а дальше – ПТУ проводников. Закира Шихановна обладала совершенно другими талантами, которые затмевали всю систему высшего образования страны!
– Можно я буду называть тебя Шахерезадовной? – слегка заплетающимся языком проговорил я.
– Почему? – не поняла она.
– Потому что Закира Шихановна звучит, как Шахерезадовна. Я так слышу.
– Тогда уж лучше просто – Шахерезадой. Мне так больше нравится, – многозначительный взгляд ее черных больших глаз потопил меня окончательно. Я вскочил на ноги, поднял ее за плечи и притянул к себе:
– Значит, можно?
– Можно… – ответила она еще многозначительней.
– Шахерезада, – прошептал я, погладил ее по волосам и поцеловал в губы. Она жарко-жарко приняла поцелуй, и он затянулся. Мое тело задрожало и напряглось, дочь степей почувствовала это и сама прильнула ко мне покрепче.
– Погоди, – вдруг отстранилась она. – Сейчас, шалун.
Щелкнул замок запирающейся двери. Шахерезада вернулась, толкнула обеими руками меня в плечи, отчего я упал спиной на постель, присела рядом и стала медленно расстегивать мою рубашку. Эта рубашка красного цвета была моей отдельной гордостью и боевым оружием для девушек, если можно так выразиться. Рубашка фирмы «Фэкон» имела вместо пуговиц кнопки, а потому ее смело можно было расстегнуть одним движением – берешься рукой за борт и раз! – обнажаешь собственный торс. Это можно было сделать и другим способом: набираешь полную грудь воздуха, резко и широко распрямляешь плечи, и кнопки одна за другой расстегиваются сами до самого пупка. Эффект потрясающий. Редкая девушка устоит. Но сейчас я не применял такого приема и наслаждался неторопливыми движениями Шахерезады. Она была настоящей мусульманкой! Она знала, как угодить мужчине, как его любить. Опыт и еще раз опыт выигрывал перед моей молодостью и необузданностью. Она расстегнула пояс, потом перешла к «молнии» на джинсах. Она раздела меня догола, при этом иногда мягко целуя то в одно, то в другое место. И от этих прикосновений я весь внутренне взрывался, как вулкан Везувий. И когда она стала раздеваться сама, я порывисто попытался ей помочь. Но она отправила жеребца обратно в стойло и устроила мне настоящий стриптиз. Я никогда раньше не видел настоящего стриптиза, но кожей чувствовал, что это – то самое! Купе освещали лишь мелькавшие огни фонарей на столбах, создавая эффект светомузыки под ритмический стук колес: «тугук-тугук, тугук-тугук».
