Нас приняли нормально, тетя Зина, хоть и спросонья, сразу все поняла, выделила нам с Ольгой простыни и подушки, а затем отвела во вторую комнату, где указала на полутораспальный диван. Наше раздевание прервал вошедший в комнату дядя Вася:
– Пойдем, казак, выпьем!
– Уже как-то и не хочется…
– Да посиди со мной пять минут, никуда твоя красавица не денется.
Поняв, что отвязаться сразу не получится, я шепнул Ольге: «Сейчас приду!» и отправился с дядей Васей на кухню. Там сидел еще один дядя – Толик. Он поздоровался, запинаясь, и пояснил, почему он ночью пьет водку на кухне у дяди Васи.
– Не спалось что-то мне, подошел к окну закурить, а я на втором живу – над Васей. Смотрю – стог сена шевелится. Непорядок. Сначала подумал, что молодежь развратничает, а потом думаю – нет, ну кто ж будет у всех на виду этакое вытворять. Других мест, что ли, нет? Тогда решил, что это волки балуются. Молодые волки. Они в последнее время часто рядом с поселком появляться стали. У нас же тут животноводство. Ну, взял я свою двустволочку тульскую, зарядил нулевкой и хотел уже пальнуть, а там все затихло. И потом, вдруг все-таки молодежь? Думаю, лучше к Васе схожу, он на свадьбе гулял, может, не спит, выпьем маленько.
– Это волки были, – уверенно заявил дядя Вася. – Ну кто додумается под окнами это самое… а? Зря ты не пальнул.
– Зря, – согласился Толик.
Водка не полезла мне в горло. Я замотал головой и вернулся к Ольге. Та уже спала без задних ног. Я придвинулся к ней, попытался нежными, но настойчивыми ласками ее разбудить, но этого бы не сделал и дядя Толик, если бы вдруг решил все-таки пальнуть из ружья. Через мгновенье я спал сам.
20.
Во сне я не услышал, как Шахерезада оделась и приступила к прямым своим обязанностям. Сначала мой сон был явным продолжением бурной ночи – Закира Шихановна заманивала меня тысяча и одним способом в темные глубины, где морские дьяволы, потрясая трезубцами, пытались меня погубить, а сине-зеленые русалки беззвучно смеялись на фоне тонущих кораблей. Фантасмагория дополнялась какими-то бесформенными существами, пытавшимися выходить на контакт со мной. Изредка им это удавалось, я получал потрясающую информацию, но тут же забывал о ней. Потом во сне появились более спокойные образы и тона, и я переместился в раннее детство…
Мы ехали в Москву. Наш «табор» из трех семей трех родных сестер (Ани, Нины, Клавы) насчитывал одиннадцать человек. Тетя Аня была старшой сестрой, поэтому она часто брала бразды правления, покрикивала на всех, сказывалась ее профессия – продавец. Она продавала в Орске спортивные, рыболовные принадлежности и сувениры. Мне это нравилось, так как мне обязательно что-нибудь перепадало – какая-нибудь мелочь для взрослого, но огромная драгоценность для малыша. И копеек двадцать на мороженое. Достаточно было зайти в магазин. А еще тетя Аня меняла наши трехкопеечные и двухкопеечные монеты на полтинники и железные рубли с изображением Ленина. «На проезд в трамвае – никогда нет меди в кошелке» – оправдывала она свою небывалую щедрость. Ее муж – дядя Саша – работал главным инженером на заводе, был очень интеллигентным и выписывал журнал «Крокодил». Поэтому он много шутил и знал большое количество анекдотов. Когда я забирался ему на плечи, ползал по нему, он терпеливо кряхтел, но никогда не ругался и не шлепал, как остальные взрослые. Их дети – Света и Саша – мои двоюродные сестра и брат, были старше меня лет на семь-восемь, поэтому наши интересы почти не пересекались. Двоюродный брат Славка – единственный сын тети Клавы (младшей сестры) был чуть постарше, а потому снисходил до общения со мной. Тетя Клава и дядя Рудик, ее муж, жили в городе Иваново, они только что присоединились к большой семье, а так как Иваново – это Подмосковье – взяли на себя роль гидов и описывали появлявшиеся за окнами городские и индустриальные пейзажи. Анджелка – моя родная старшая сестра – само собой крутилась рядом со Светкой и Сашкой. Мама (ее звали Ниной, и она была средней сестрой) призывала периодически Анджелку позаниматься со мной, потому что Славик куда-нибудь уходил.
Папа (Николай или Васильевич, или Николай Васильевич, как его называли все остальные взрослые) был в нашей большой коммуне или «таборе» самым главным. Он был единственным фронтовиком. По его инициативе все три семьи собрались в общую поездку в Симферополь. Как я понял из разговоров взрослых, мой папа после войны долго искал своего отца. Писал в газеты и на радио, собирал справки и архивы. За десять лет поисковых работ (с 1957 по 1967 гг.) в процесс были вовлечены почти все госпитали, архивы и военкоматы страны. Но, увы… Ситуация резко изменилась, когда на радиостанции «Маяк» появилась передача, посвященная поиску пропавших без вести во время Отечественной войны. Отец моего папы нашелся! Он был тяжело ранен в боях за Крым под Симферополем, местная жительница спасла ему жизнь и долго – несколько лет – выхаживала. Тем временем война уже давно закончилась, дед Василий не удосужился отметиться в военкомате, так как завел новую семью и не хотел, чтобы бывшая супруга что-нибудь о нем узнала. О том, что ее к тому времени не было в живых, он не ведал. Да и тяжелое ранение сильно сказалось на его памяти.
– У тебя теперь есть еще один дедушка, – радостно сообщил мне отец, когда с радиостанции «Маяк» ему пришел ответ, что нашелся Синицын Василий… и передача будет тогда-то и тогда-то. О первом дедушке Николае я знал – он был отцом моей мамы и тоже был на фронте. Он даже подарил мне одну из своих медалей – «20 лет Победы».
– Он воевал, как ты? – спросил я отца.
– Да сынок, мы вместе в 1942 году уехали на фронт. Только он не знал, что я еду с ним. Мне было всего 16 лет, и я не попадал под призывной возраст. Я тайно уехал в Архангельск, откуда отправляли поезда с мобилизованными, ну, с новыми солдатами, нашел вагон, где был мой отец, и тихонько забрался на третью полку. Потом по приезду всех призывников отправили на фронт, а меня оставили, не поверили, что мне 18. Тогда я сказал, что лучший стрелок в поселке, что охотник самый лучший. Решили проверить, дали винтовку, показали мишень. Я все пять патронов в магазине в десятку отправил. Сказали, молодец, направим в школу снайперов учиться. Заодно и повзрослеешь немного. А про отца я больше ничего не слышал. Всю войну его искал, дошел до Восточной Пруссии.
– Папа, скажи, а ты фашистов убивал? – самый главный вопрос для мальчишки, потому как героизм у него вяжется не иначе как с количеством застреленных врагов.
– Снайпер на то и снайпер, чтобы убивать. Много.
– Ну это издалека. А так, чтобы близко?
– Был такой случай. В одной деревне. Выбивали мы немцев дом за домом. И тут я наткнулся на одного за углом. Он пистолет-пулемет перезаряжал, потому бросился бежать вокруг дома, чтобы успеть перезарядить и в меня выстрелить. А я в другую сторону побежал, чтобы встретить успеть. Так и бегали друг за другом…
