– Ты прав, все это так, но только в том случае, если не знать, где и когда сойти с этого поезда. Все пассажиры ни о чем не догадываются, поэтому в той или иной степени довольны жизнью.
– Это какой-то «Летучий голландец» на колесах, бегущий не по волнам, а по рельсам, – я нервно налил себе рюмку и выпил, спохватился, налил Григорьевичу и тот тоже принял свою порцию.
– На «Летучем голландце» обитают призраки, скованные проклятием, а на поезде – живые люди. Живые! – подчеркнул Иван Григорьевич, подняв указательный палец.
– Что-то мне совсем не улыбается садиться обратно в эту ловушку бесконечности и бессмертия.
– У тебя выхода нет, дорогой друг-товарищ, – сказал путевой обходчик и показал пальцем на стену, на которой в коричневой деревянной рамке висел портрет Сталина. – Видишь? Почему он здесь висит, не догадываешься?
– Почему, почему, – проворчал я, – просто ты убежденный сталинист, фронтовик все-таки…
– Я не сталинист, ни в коем случае! – возразил Григорьевич. – Коммунист – да, потому атеист и материалист. Портрет здесь висит потому, что сейчас 1953 год.
– Как? Ты же говорил, что никакой научной фантастики, никакой «Машины времени»! – я даже не заметил, как перешел на «ты», не заметил этого и Иван Григорьевич.
– «Машины времени» нет, зато есть моя «теория соскока». Я же сказал, что несколько месяцев изучал феномен Листа Мебиуса. И пришел к выводу, что поезд, находящийся в аномальной зоне бесконечно крутится во временном промежутке от тридцати до сорока лет, может от тридцати до пятидесяти. Точные границы я не определил, так как это смертельно опасно, но то, что он не захватывает Отечественную войну – точно. Предел в будущем теряется где-то в девяностых годах, может, и дальше. В течение полного цикла – двух недель – можно пройти сквозь четыре входа-выхода – это двадцать лет. Соскочить на двадцать лет назад. Но учти, при этом ты ни сколько не молодеешь. Назад возвращаться надо точно также, стареть тоже не будешь. Основная проблема не в этом.
– В чем же тогда?
– Как вернуться в свое земное время, к своей нормальной жизни, к своей реальной работе? Ведь во время «соскоков» на Земле проходит от нескольких суток до одного, двух месяцев, смотря, сколько блуждать по Листу Мебиуса. Поэтому я это делаю во время отпуска или командировки, или находясь на лечении. В эти периоды моего отсутствия практически никто не замечает.
– Иван Григорьевич, я не понимаю смысла. Зачем тебе все это нужно, если после всех манипуляций, «соскоков» этих твоих во входы-выходы, ты не молодеешь и не стареешь? Я понимаю, что ты романтик железной дороги и все такое, но не до такой же степени, чтобы бесполезно проживать десять-двадцать жизней под стук колес?
– Я не говорил тебе про физические жизни. Жизнь у нас, к сожалению, одна. И за всю жизнь среднестатистический развитой человек использует 5 процентов ресурсов и возможностей своего мозга. Гений – 10 процентов. Использовать все сто процентов – вот задача! Получение новых знаний, навыков, информации до тех пор, пока мозг не наполнится до последней клетки, до последнего атома! Когда я прожил большую часть жизни, работая, заботясь о семье, занимаясь общественной деятельностью, то вдруг понял, что упустил огромное количество возможностей! Любил читать с детства, а прочитал всего-ничего сто-двести книг. Как я мечтал наверстать упущенное! И вот мне вдруг улыбнулась удача. Я нашел этот Лист Мебиуса и способ получить от него пользу. Я сажусь в поезд – и читаю, читаю, читаю… – римский оратор протер свою вспотевшую лысину платком.
– Все это здорово, Григорьевич, – после долгой и изнурительной сессии я испытывал исключительное отвращение к чтению. Более того, во время сессии я представлял большие костры из книг. – Но у меня нет такой сверхзадачи. Моя сверхзадача – добраться до дома. Поезд твой мне нисколечко не приглянулся, а потому я думаю, что надо мне добраться до станции Неведа и попытаться оттуда сесть на нормальный поезд.
– О чем ты говоришь? 1953 год! Тебя тут же загребут эмгэбэшники. Твои документы будут для них шпионской пиктограммой. И куда ты приедешь?
В самом деле, если все-таки то, о чем говорил железнодорожник, правда – ехать получалось некуда.
– Тебе надо – до дому? Надо! Я тебе предлагаю что-то неестественное? Сесть в поезд, билет есть, два билета, и ехать до…, – он показал место на карте, – …до станции Половина, есть такая недалеко от Иркутска. Выйти на полустанке за три километра до Половины и опять зайти уже в поезд Забайкальской железной дороги №322 «Москва–Чита». И вот тебе на дорожку, захвати моей «бойковки», – Бойко извлек откуда-то непочатую бутылку самогона, настоянную на кедровых орешках. Наверное, он был хорошим психологом, так как вид емкости с горючим содержимым сразу отбросил все мои сомнения, и я сказал:
– Куда идти?
– От выхода прямо до железной дороги – десять шагов. Увидишь синеватое свечение – это вход-выход. Через минуту притормозит поезд, тот самый Лист Мебиуса, заходи в вагон и переговори с проводницей. Все.
– Прощай, Григорьевич!
– До свидания.
13.
Ах, эта свадьба пела и плясала! Какой праздник может сравниться с искрометной, разухабистой, жизнеутверждающей, пьяной и драчливой, пляшущей и поющей, похмельной и совсем нецеломудренной русской свадьбой? Да никакой! Новый год, и тот отдыхает. Ей-богу, когда я смотрел, как организовали Сашкину свадьбу сарапульцы, какие древние, несомненно, языческие традиции Руси они вытащили на свет из темных чуланов, отряхнули с них пыль и сбрызнули их свежей росой современности, мне на ум приходили бессмертные образы Николая Гоголя: «…Русь, куда ж несёшься ты? дай ответ. Не даёт ответа…» или «Редкая птица долетит до середины… ».
С утра действо должно было начаться с того, что дружки жениха доставляют ему ведро воды из ближайшего колодца. Для каких целей – хрен его знает! Нужно и все, а то выкуп невесты пойдет наперекосяк, жизнь молодых не удастся и родителям на старости лет никто стакана воды не поднесет. Примерно так.
Как же на деле оказалось непросто это сделать! Команда жениха оказалась немногочисленной. Парней, которые противостояли нам, оказалось больше. Им еще помогали подвыпившие тетки (а весело! а потому что!) – рьяно и без всяких правил. За неимением традиционного колодца воду набирали из простой уличной колонки, и первое ведро нам милостиво разрешили наполнить почти до краев. Наполнить, а не донести! Всей этой водой нас тут же окатили, благо стояла жара. Следующее ведро уже выбивали из рук, не давая наполнить. Эх, раззудись плечо! Но пасаран! Я начинаю отшвыривать всех подряд, бегать от одного нападающего к другому, оттесняя от колонки. В ход шли все приемы из футбола, хоккея, даже регби и вольной борьбы. Но соперники наступали как саранча, и ведро не удавалось пронести даже несколько метров – и тогда расстояние до жениха, а он стоял у подъезда пятиэтажки, где жила его невеста на четвертом этаже, всего-то в тридцати метрах – показалось долгой дорогой в дюнах, путешествием из Петербурга в Москву, двадцатью тысячами лье под водой! Именно под водой, так как нас непрерывно окатывали и окатывали из отобранного ведра. Все! Я решил переходить на русский народный бокс, и приготовился со всего размаху зафинтить кому-нибудь в глаз так, чтобы сомнений не было, что это не английский апперкот, а славянский хук!
