Было заметно, что она начинает раздражаться. Таксист почем зря честил Клариску.
— Ладно, — сказала она, переступив с ноги на ногу. — Ты мне нравишься, потому что ты чистил зубы и пил грейпфрут-жюс , прежде чем мы шли пить вино. Ты мне нравишься, потому что, когда я думаю, какой ты был маленький, — я вижу, как ты идешь через большие поля по земле, в которой не лежат кости.
— Лирика!
Она улыбнулась, развернулась и нырнула в машину. Там она схватила на руки Кларису, открыла окно и высунула наружу голову — как в тот самый первый раз, когда я ее увидел.
— Ты мне нравишься, потому что ты еще ни разу не влюблялся. И даже когда ты полюбишь по-настоящему, я знаю, ты выдержишь боль, когда любви конец. У тебя всегда хватит сил подняться. Ты Новый Свет.
После чего Стефани крикнула таксисту: «Жми-дави! » — Дэново словечко, о котором она узнала из моих рассказов и которое включила в свой лексикон. Она уехала, оставив меня у края тротуара, а вокруг меня во всех направлениях взмывали авиалайнеры — в небо, в неизвестность.
Меня вдруг охватило странное чувство, сродни галлюцинации, будто я в последний раз сознательно совершаю некий поступок — в данном случае, покидаю Европу.
Она исчезла, и я искренне полагал, что на этом поставлена точка.
25
Стоит ли говорить, что Стефани и Анна-Луиза поладили, как две кошки в одном лукошке.
Познакомились они вчера вечером, после того как Стефани и Моник прикатили к нам на гангстерски-лазоревом «бьюике», взятом напрокат в аэропорту Сиэтл-Такома (Си-Так), — тот еще автомобиль, дедуля наш одобрил бы: бензина жрет прорву, от приборной доски в глазах рябит — прямо электронное казино, на такой не по дорогам ездить, а в космос летать.
Джасмин, Анна-Луиза, Дейзи, Марк и я спокойно себе ужинали и судили-рядили по поводу Джасминовой стратегии продаж «Китти-крема»® («Пора мыслить глобально, ма!»), пока Марк не грохнул на пол плошку с Дейзиной «Растапастой»® — свернутой в спирали красной, желтой и зеленой лапшой с каким-то хитрым соусом.
— Господи, Марк, — запричитала Дейзи, — как ты собираешься жить на свете? Прикажешь под стеклянным колпаком тебя держать? Ну что стряслось, опять ворон считаешь? — (Марк показывал пальцем через всю комнату в сторону окна на улицу.)
Чудо-машина причалила к нашей мостовой на несколько часов раньше, чем мы рассчитывали, и из ее бархатистого нутра уже вылезали Стефани и Моник, обряженные в новенькие, только с прилавка, костюмы в стиле кантри. На обеих ковбойские шляпы, отутюженные джинсы в обтяжку и замшевые ковбойские сапоги, разница была только в куртках — на Моник короткая замшевая, а на Стефани глянцевая, из черного винила с бахромой, как у Джереми Джонсона
[22]
, и при ней муляжный пистолет в кобуре на ремне, затянутом вокруг ее осиной («ох-пополам-бы-не-переломиться») талии.
Мы пятеро плюс Киттикатя стояли у окна и оттуда наблюдали, как Стефани и Моник, потягиваясь, разминают мышцы после долгой езды.
— Десантная высадка супермоделей фирмы «форд», — произнесла Дейзи, и в тот же миг Моник метнула невидимое лассо, чтобы заарканить Стефани, которая резво отпрыгнула и, низко пригнувшись, выпустила все воображаемые шесть пуль, для убедительности выкрикивая бах-бах-бах, прямо в нас, оторопевших за оконным стеклом. Затем она щелчком сдвинула шляпу на затылок, выпустила изо рта призрачное облако сигарного дыма и подмигнула.
— Круто! — завопил Марк.
— Не понимаю, — сказала Анна-Луиза, — почему европейцы утюжат джинсы? К чему это? Такая пошлость!
Мы по-кретински помахали в ответ, как больные, очумевшие от лекарств. Как если бы мы не знали, кто они.
— Я открыла потрясающий способ доставать мисс Францию, — говорит Анна-Луиза.
Сейчас вечер, мы с ней сидим в ее обшарпанной кухоньке с деревянными шкафчиками и мусолим события вчерашнего дня.
— Говорить как бы с аристократической картавостью. Это мы с Марком изобрели по чистой случайности. Нужно просто все «р» менять на «г»: Чгезвычайно гада познакомиться с вами, мисс Фганс! Она чует, что над ней прикалываются, но в чем фокус, не улавливает. Вот и ерзает, как на иголках. Любо-дорого смотреть.
— Очень благородно с твоей стороны, Анна-Луиза, с таким радушием принимать у себя гостя из далекой страны. Так и чувствуется стремление всемерно содействовать установлению межкультурной гармонии в мире.
— Ты это мне, Тайлер Джонсон? Лучше не трогай меня! Я-то, дура, надела вчера к ужину свое лучшее платье ради этой еврошушеры, а знаешь ли ты, какой она мне задала вопросик? Как я одеваюсь по особым случаям! Курица безмозглая. Ты-то в кухне был, варганил свои фирменные «начос», которые, как ты, конечно, заметил, ни та, ни другая мисс Франс за весь вечер даже для вида не попробовали.
Хм-мм. У Анны-Луизы должно сложиться впечатление, что в таких вещах я целиком и полностью с ней заодно.
— Да-да, а главное, она будто и не сомневается, что фигура у нее лучше всех.
Насколько мне известно, Стефани и Моник болтаются по городу, «открывая для себя Дикий Запад» и на все сто пользуясь банковской карточкой «Лионского кредита», выписанной на имя папа. Все мои попытки дозвониться до Стефани, пока она была еще во Франции, как назло, заканчивались тем, что я попадал на ее автоответчик. На сегодняшний день Анне-Луизе известно только, что Стефани и Моник — приятельницы Киви, для меня же они не более чем случайные знакомые.
Вынося свой суровый вердикт двум французским фифам, Анна-Луиза одновременно вымешивает тесто для черничного пирога, от центра к краям, от центра к краям. А я грею руки над ее газовой плитой. Руки закоченели, потому что я нечаянно захлопнул себя в холоднющем тамбуре, который в доме Анны-Луизы отделяет входную дверь от жилого пространства. Не знаю, куда я задевал ключ от внутренней двери, где-то посеял, словом, мне пришлось целый час клацать зубами от холода, воображая себя космонавтом, который оказался отрезанным от основного блока корабля, запертым в шлюзовой камере, — как в фильме «2001: Космическая одиссея». Анна-Луиза еще не вернулась из бассейна, и кому из жильцов я ни звонил — «Человеку, у которого 100 зверей и ни одного телевизора», сестрам-нищенкам, — никто не откликнулся.
В конце концов выручил меня все-таки старикан. Он, как всегда, катил за собой свою тележку, на этот раз груженную пивом. В благодарность я помог ему подняться по лестнице, и когда он отпер дверь в свою квартиру, штук десять, не меньше, беззвучных, подрагивающих от любопытства, звериных головенок высунулись наружу и снова исчезли внутри, совсем как усики насекомого. Я хотел было сам сунуть голову внутрь — поглазеть на зверинец, особенно на прудик с карпами, вмонтированный прямо в пол, о котором мне рассказывала Анна-Луиза, но меня скупо поблагодарили (Ну все, проваливай!) и захлопнули перед носом дверь. Тут я услышал, что вернулась Анна-Луиза. (Ты уверена, что у этого типа, наверху, дома пруд с карпами? — Уверена. Сама видела мельком, когда заходила на минутку отдать посылку)
