Я шикаю на нее и кидаю подушкой:
— Оставь свои шуточки! Все серьезно.
— Праведница нарушила запрет? — мурлычет Айри, бесцеремонно плюхаясь на мою кровать, и успокаивающе гладит по ноге. — Не дергайся, все это делают. А если боишься, что Зепар тебя сдаст, напрасно.
— Так я могла забеременеть?
— Как много беременных демонесс ты видела в академии? — ее смешит моя наивность. — А ведь мы практикуемся каждую ночь.
— Ладно, — заметив, что меня колотит, Лэм, наконец, поясняет: — Здесь все сложнее, чем на земле. Соития недостаточно, потому что ребенок высших — это не только союз тел, но и единство душ. И если хоть у одного из любовников есть сомнения, ничего не случится.
— А я сомневаюсь, что Зепар готов стать отцом, — многозначительно тянет Айри. — Поэтому умойся, причешись и надень, наконец, самую сексуальную тогу, которая у тебя есть. И он наверняка захочет повторить.
— С чего вы взяли, что это Зепар? — с облегчением отмахиваюсь я.
Отчисление мне не грозит. Я не мечтала о ребенке, а Люцифер и подавно о нем не думал. Его не волнует ничего кроме собственного удовольствия.
— Не Зепар? — Лэм округляет глаза. — А кто? Неужели Фариэль?
— Нет, наверняка это парень из летной команды, который не пропускает ни одной необращенной. Как там его? — Айри щелкает пальцами, пытаясь вспомнить.
— Ярон? Вряд ли, он давно с Сииной.
— Тогда, может, Данталион? — Айри мечтательно прищуривается. — Он весьма недурен для своих лет. Я бы не отказалась размять его старые косточки.
— Или Ромуил? — хихикает Лэм.
Последнее предположение вызывает у меня приступ кашля:
— Издеваетесь?
Еле остановив шквал вопросов, я собираюсь на занятия. Перемерив больше половины нарядов из шкафа, Лэм и Айри уходят первыми. Я планирую их догнать, но обнаруживаю на пороге спальни небольшой ларец, обтянутый черной кожей. Узор на пряжках по бокам напоминает всполохи пламени.
Приподняв крышку, я вижу кусок пергамента с тремя словами, от которых меня передергивает:
«Ты кое-что забыла».
А под запиской лежит несколько смятых перьев.
— Вот мерзавец! — я в негодовании отшвыриваю ларец в угол.
Люцифер снова глумится! Даже добившись, чего хотел, он продолжает унижать!
— Чтоб у тебя крылья отвалились!
Я перебираю все известные проклятия и к вечеру взвинчиваю себя до предела. И даже позволяю Лэм втиснуть меня в блестящий корсет и обтягивающую кожаную юбку, которая едва прикрывает ноги. Теперь мы втроем похожи на девиц из бэк-вокала второсортной рок-группы, которые толком не умеют петь и славятся развязным поведением. Айри довершает образ ярким макияжем и с гордостью резюмирует, глядя на мое отражение в зеркале:
— Зепар оценит!
— Говорю же, у меня ничего с ним нет!
— Будет, — обнадеживает она. — Не с ним, так с кем-нибудь еще. Такой наряд нельзя не заметить.
Отчасти Айри оказывается права. Впервые за время обучения на меня, наконец, обращают внимание. Ангелы расступаются, пропуская на трибуну к демонам, те одобрительно кивают и здороваются, а сидящие на отшибе необращенные смотрят с укоризной. К началу небесных гонок мне хочется забиться под скамью — я не готова к прицельным взглядам со всех сторон.
Шум толпы и звуки горнов становятся громче. Зрители в предвкушении и не сдерживают эмоций. Перед трибунами медленно пролетают участники команд, делая почетный круг.
— Не могу выбрать, кого тащить в постель сегодня вечером, — восхищенно стонет Айри, перегнувшись через перила.
— И я, — вторит ей Лэм, провожая Теониса похотливым взглядом. — Кто же знал, что у святоши такое тело!
У игроков действительно есть, на что посмотреть — короткие тоги едва прикрывают мускулистые фигуры.
— Жаль, самый горячий занят, — Айри кокетливо улыбается Люциферу.
Тот, словно услышав, подмигивает Инферне. От восторга она разве что не стекает по скамье. Я не могу смотреть в его сторону. Лицо пылает, и если бы не слой пудры, мерзавец сразу бы догадался, что снова меня смутил. В отместку я машу Теонису. Заметив разительные перемены в моем облике, ангел округляет глаза, но ему хватает такта, чтобы кивнуть в ответ.
— Да, блондинчик хорош, — одобрительно вздыхает Лэм.
Айри тычет ее локтем в бок:
— Ты куда уставилась?
— Я одним глазком! — оправдывается Лэм. — Я же не собираюсь… с ним… А вот нашей тихоне он бы подошел.
Я чувствую на себе пристальный взгляд Люцифера и изо всех сил изображаю веселость. А когда кто-то из демонов протягивает фляжку с жидким маревом, не раздумывая, опрокидываю в себя почти половину. Пусть проклятый лицемер видит, что мне не больно. В итоге к стартовым фанфарам я уже изрядно пьяна.
Словно в тумане я наблюдаю за несущимися по кругу участниками. В полете они передают друг другу командные стяги. Полотнища развеваются на ветру, а крылатые фигуры мелькают подобно молниям. Эстафета длится несколько секунд, и затем из каждой команды выбывает самый медленный. От черно-белых всполохов мне дурно — к горлу подступает тошнота. Проклиная жидкое марево и Люцифера, я свешиваю голову вниз, и вижу, как под трибунами что-то темнеет. В глазах двоится, и, кажется, что странная бесформенная фигура шевелится.
— Последний круг! — громогласно сообщает судья, и зрители кричат в экстазе. — Состязаются лучшие!
Остались Теонис и Люцифер, кто бы сомневался. С сосредоточенными лицами они выходят на круг. Вцепившись в перила, я пытаюсь выпрямиться. И делаю глубокий вдох, чтобы не стошнило — и без того позора хватает. Туманный сгусток перемещается вдоль трибуны и, наконец, растворяется в дымке.
В полете Люцифер замечает движение, удивленно поворачивает голову… и Теонису хватает этой заминки, чтобы его опередить.
— Золотой стяг в небе! — провозглашает судья под всеобщий рев. — Победа за ангелами!
Под шквал аплодисментов и приветственных криков Теонис проносится над зрителями. Ангелы и необращенные ликуют, лишь среди демонов стоит недовольная тишина.
— Поверить не могу, — возмущается Айри. — Люцифер никогда не проигрывает небесные гонки.
— Ничего, Инферна его утешит, — ядовито цежу сквозь зубы я, решаясь взглянуть в сторону Люцифера.
Вопреки ожиданиям, тот кажется не удрученным, а настороженным. Ни ярости, ни сжатых кулаков — кивая судье и Теонису, он снова косится под трибуну. Такое поведение подозрительно. Люцифер амбициозен, и вряд ли упустит возможность скабрезно высказаться об удачливом сопернике. Но он молчит.
Когда все начинают расходиться, я чуть отстаю. Пьяный дурман выветривается из головы, и мне больше не нужно опираться на перила. Скамьи быстро пустеют — ангелы, демоны и необращенные спешат отметить победу или залить досаду от проигрыша. Оставшись в одиночестве, я резко поворачиваю и ныряю под деревянный настил. Глаза быстро привыкают к полумраку, и сначала я не вижу ничего странного, лишь толстые отполированные столбы, поддерживающие основание, на котором расставлены скамьи.
