Возле нашего дома я соскакиваю на землю и застываю. Путь через лужайку займет несколько секунд, но я не могу сделать и шага. В окне вырисовывается до боли знакомые силуэты — отец и Андреа убирают посуду со стола. Отрешенные, с осунувшимися лицами, словно переживания и скорбь их состарили.
Мне хочется бежать к двери со всех ног… но что я скажу? Любые слова разбередят раны. Я не имею права сделать им еще больнее.
— Я скучаю, — шепчу я едва слышно.
И зажмуриваюсь, словно это поможет отпечатать в памяти родные лица. Я больше никогда их не увижу. Не подойду. Не заговорю. Даже если сердце будет раздирать от тоски.
Пора отпустить прошлое.
— Иви? — меня отвлекает звонок велосипеда — по боковой дорожке несется Тимми на своем облепленном стикерами байке. — Ты вернулась?
Со счастливой улыбкой брат соскакивает на землю и замирает, не решаясь приблизиться.
Немыслимо! Как он узнал? Ведь смертные видят только мое временное тело.
— Почему ты молчишь? — отчаянный взгляд Тимми устремлен на меня.
Я еле нахожу в себе силы медленно отступить назад.
— Не уходи! — он протягивает ко мне руку.
Господи, что за наваждение? Как же хочется сжать в ответ его маленькую ладошку!
Тяжело вздохнув, я ныряю в заросли аккуратно постриженных кустов у соседского забора и кидаюсь к заднему двору. Только бы Тимми не вздумал меня преследовать!
Но он не планирует погоню — ему не терпится поделиться открытием.
— Мам, пап, я видел Иви! — топот ног удаляется к дому.
Повернув за угол, я трясущимися руками вытираю слезы.
Может, стоило использовать этот последний шанс и открыться Тимми? Сказать, как сильно его люблю. Дать последнее наставление.
Сдерживая рыдания, я обхватываю себя за плечи, словно это может вернуть самообладание.
Хватит! Нельзя быть эгоисткой. Родные должны идти дальше — принять и жить. Без меня.
Подняв голову, я встречаюсь взглядом с Люцифером — нахмурившись, тот следит за мной с противоположной стороны улицы. Я жду всплеска ярости или привычного злословия, но он лишь равнодушно констатирует:
— Ты не стала разговаривать с мальчишкой.
— Так ему будет только хуже.
— Не перестаю удивляться глупости смертных. Вам дан такой маленький отрезок времени, а вы тратите его впустую. В погоне за чужим мнением, в войне с собственными сомнениями или в плену переживаний о том, что вы не в силах изменить.
Чертов философ! Сам бы попробовал разом лишиться всего, и тогда я бы послушала его рассуждения.
— Да! — мне удается выдержать презрительный взгляд. — Я не умею отпускать свою боль!
Люцифер отворачивается и бросает через плечо:
— Значит, придется научиться.
Вечером в беседках можно встретить лишь редкие влюбленные парочки — вот уж кого не остановят призывы к осторожности. В связи с запретами Визария по саду почти никто не гуляет, поэтому я наслаждаюсь тишиной и одиночеством. И пытаюсь рисовать.
Вечнозеленый кипарис прячет меня от любопытных глаз из окон замка, а крылатая статуя закрывает со стороны тропинки. Воистину идеальное место, чтобы сосредоточиться и разбудить вдохновение. Разложив на коленях белоснежный лист, я чувствую, как сердце наполняется теплом и чистой радостью. Наверное, это и есть благодать.
Солнце еще не скрылось за макушками деревьев. Меня завораживает игра света и тени на одухотворенном лице херувима, но руки почему-то не способны воспроизвести и десятую долю красоты, которую видят глаза. Грифель царапает бумагу, стараясь передать объем и форму, ретушь добавляет мягкости, но даже через час результат далек от совершенства.
— Знал, что найду тебя здесь, — из-за статуи выглядывает Теонис.
Какой он все-таки забавный. Сам же вчера показал мне это место после праздника в честь победы. Который, к слову, прошел в разы спокойнее фееричных попоек демонов — никакого жидкого марева и похотливых взглядов, лишь искренние слова благодарности Творцу и гимны под звучание горнов.
— Я предсказуема, — пожав плечами, я нервно загибаю краешек листа.
— Рисуешь?
Вот уж Капитан Очевидность.
— Что, слишком земное занятие?
— Почему? — удивляется он. — Фрески, к примеру, доверяют лишь избранным.
Мне вряд ли светит такая перспектива. Я и статую толком изобразить не смогла, что уж говорить о ликах святых. С грустной улыбкой я откладываю грифель. Почувствовав мое настроение, Теонис усаживается напротив и опирается спиной о мраморный постамент:
— Что тебя тревожит?
Ему я могу признаться, не таясь и не рисуясь:
— Завтра Юстиана будет читать наши мысли. А я… никак не сосредоточусь.
Он понимает с полуслова.
— Все еще думаешь о смертной жизни?
И в этом главная проблема. Если для Теониса я как открытая книга, то и Юстиана прочитает без труда.
— Мне нужно получить задание! — я в отчаянии стискиваю кулаки. — Иначе я так и буду продолжать искать истину там, где ее нет. Все твердят, что пора идти дальше. Но как это сделать, если стоишь на месте?
— Это правильные мысли, — улыбнувшись, Теонис подается вперед и легонько сжимает мои плечи. — И ты выбрала правильное место для успокоения.
Если бы. По сравнению с первым днем на небесах мне значительно лучше, но в глубине души по-прежнему не затихают сомнения. Готова ли я? Смогу ли приглушить свою боль и действовать во имя благой цели? А вдруг я недостойна такой миссии?
— Закрой глаза, — шепчет Теонис. — И отпусти прошлое.
Я послушно смыкаю веки, и тревога, наконец, отступает.
— Легко говорить тому, кто не умеет чувствовать! — я догоняю его и замахиваюсь, чтобы от всей души врезать, но неожиданно земля приходит в движение.
Не проваливается, не сотрясается, а медленно скользит — нас тянет вперед к открывшемуся проходу сквозь лимб.
— Что происходит? — я не могу ни взлететь, ни толком пошевелиться.
От ужаса ноги деревенеют.
— Сгруппируйся! — командует Люцифер, и через секунду нас выбрасывает в огненный тоннель.
В свободном падении меня закручивает. Я снова в привычном теле. Крылья не слушаются, а руками не зацепиться — страшно приближаться к горящим стенам. Я не могу сбавить скорость, пока перед глазами не мелькает черная тень.
— Не дергайся, — обхватив за талию, Люцифер прижимает меня к себе.
В другой момент я бы непременно съязвила и вырвалась, но сейчас могу лишь вцепиться в напрягшиеся плечи. Лицо Люцифера серьезно. Расправив крылья, он парит в воздушном потоке сквозь ревущее пламя и сосредоточенно вглядывается вперед.
