Теонис краснеет — явно подумал о том же — и, переглянувшись, мы начинаем безудержно хохотать. Долго и громко, так, что сводит щеки. Повисшую над нами неловкость сносит словно взрывной волной. Отсмеявшись, он садится рядом.
— Видел бы ты себя, — я утыкаюсь лбом ему в плечо.
— Могу и тебе передать зеркало, — улыбается Теонис. А, отдышавшись, снова становится серьезным: — Я зашел поблагодарить. Ты спасла мне жизнь.
Теперь уже я заливаюсь румянцем.
— Это все Лэм.
— Я говорил с ней, — кивает Теонис. — И с Айри. То, что вы сделали…
— Ты бы поступил точно так же, — перебиваю я. — Поэтому давай не будем это обсуждать. Лучше скажи, кто на тебя напал?
Притянув колени к груди, я с интересом жду рассказа.
— Я лишь почувствовал чье-то темное начало, — в замешательстве Теонис взъерошивает волосы на макушке.
Он все еще переживает, что так легко пропустил удар, а я не могу отделаться от ощущения, что за нами следят. Явно не лекарь — тот тактично отошел в другую часть лазарета с четверть часа назад.
— Моя вина — слишком увлекся книгой, — Теонис продолжает делиться подробностями. — Я как раз нашел записи про алтарь, о котором ты спрашивала…
— Расскажи! — я взволнованно подаюсь вперед, тут же позабыв о невидимом наблюдателе. — Это ведь точно он?
— Думаю, да, — Теонис придвигается ближе и разворачивает свиток. — Учитывая, что это единственный затопленный алтарь, упоминающийся в хрониках.
[1] Пытка на колесе, она же колесование — вид смертной казни. Приговоренному ломали крупные кости тела, а затем привязывали к колесу и устанавливали его на шест, где приговоренный умирал от болевого шока и обезвоживания.
Предложение, от которого не отказываются
Обхватив плечи ладонями, я стою на поваленной колонне и смотрю, как по стене медленно скатываются прозрачные капли воды. Такие же, как вчера. Или год назад. Или десять.
На небесах время течет иначе. Оно бесконечно, как эти немые слезы. И безгранично, как скорбь, которую вселяет атмосфера сенота. Правда, эта скорбь все же имеет начало — день, когда проклятие неизвестной демонессы осквернило храм старого Эдема.
— Не выдержав боли утраты, она… — запнувшись, Теонис подносит пергамент к глазам, чтобы рассмотреть потускневшую строку. — Какая необычная руна, смесь «Уруз» и «Халагаз»[1].
— Думаю, следует толковать так: «она призвала мощь стихии», — я заглядываю в свиток через его плечо.
— Полагаю, что да, — соглашается Теонис. — Вас еще не учили вызывать и замораживать адское пламя, но демоны умеют это с рождения. Значит, и она могла.
— И? Что было дальше? — я ерзаю рядом и случайно задеваю его локтем.
От этого он заметно напрягается, а я снова чувствую неловкость. Надеюсь, Теонис не решит, что я сделала это нарочно?
— Какая ты нетерпеливая! — шутливо журит меня он, стараясь выглядеть непринужденно. — Дальше следует «Дагаз»[2] и «Эйваз»[3], но последняя перевернута. Готова расшифровать?
Вызов заставляет меня усмехнуться — уроки Юстианы не прошли зря. Прорыв и трансформация в обычном значении, а защита в обратном. Слухи не лгут.
— Демонесса лишила святое место прежней силы, изменив его сущность.
Кивнув, Теонис смотрит на последнюю строку:
— И ниже, вдоль всей кромки повторяется «Лагуз».[4]
Текущая вода. Та самая, что затопила алтарь.
Кажется странным, что в огромной библиотеке нашлась только одна глава, да еще и написанная рунами. Пока Теонис сворачивает свиток, эта мысль не выходит у меня из головы.
— Как ты вообще догадался, что речь шла о сеноте?
— Рядом лежала страница, — Теонис достает из кармана сложенный вдвое пергамент. — Не знаю, из какой книги ее вырвали, но описание алтаря совпадает с твоим наброском.
— Небесный храм света, — бегло читаю я. — Создан во славу Господа нашего и для очищения от скверны. В его священном алтаре сосредоточена Гармония, а напрестольный крест[5] из клинков архангелов несет в себе Защиту. Пред ним страждущий найдет ответы, а погибающий — спасение.
Присев на корточки, я вглядываюсь в размытые контуры алтаря под водой. В наброске для Теониса я действительно нарисовала скрещенные мечи, но так и не вспомнила — они были наяву или в видении. Или в ночных кошмарах, которые постепенно вытесняют сны об аварии.
Не знаю, почему так часто думаю о сеноте. В моей новой жизни и без него хватает проблем — с учебой, с тренировками, с выбором стороны — но я все равно с упорством маньяка продолжаю искать ответы. Наверняка есть причина, по которой в легкодоступных книгах умалчивают об истории храма. И я хочу ее знать! Иначе душераздирающий крик так и будет стоять в ушах.
С усталым вздохом я ложусь на колонну. Страшно прикасаться к воде — вдруг кровавое видение вернется? Но если не осмотреть алтарь, я так и не узнаю правды. Стиснув зубы, я с опаской погружаю лицо в воду, и гулкие звуки падающих капель затихают. Основание из белого мрамора становится ближе и четче. Я уже могу разглядеть узор в виде крошечных ангельских и демонических крыльев — он опоясывает алтарь со всех сторон — а прямо перед глазами вырисовываются два скрещенных клинка. На лезвии одного из них я замечаю длинный ряд букв, но надпись слишком далеко, чтобы ее прочитать.
— Черт! — я отстраняюсь с тихим всплеском.
Придется нырять. Воровато оглянувшись по сторонам, я стягиваю тунику и туфли и в одном нижнем белье соскакиваю в воду. Демоны сейчас веселятся в «Чертоге», поэтому вряд ли у моего незамысловатого «стриптиза» найдутся зрители.
Набрав полные легкие воздуха, я уже собираюсь нырнуть, когда меня накрывает ощущение чужого присутствия. Куда ни повернись — я спиной чувствую пристальный взгляд.
— Зепар? Фариэль? — зову я в темноту коридора. — Хватит дурачиться. Выходите!
Эхо повторяет мой испуганный возглас. И больше ничего — ни шорохов, ни звука шагов. Поборов страх, я опускаюсь в воду с головой, и в этот самый момент вижу, как из-за обвалившейся стены появляется темная фигура.
Закашлявшись, я выныриваю на поверхность, где в мое мокрое лицо прилетает издевка:
— Решила искупаться на ночь глядя?
Мыском начищенного ботинка Люцифер отодвигает подальше мою опрометчиво сброшенную тунику.
— А ты настолько устал от общества Инферны, что решил утопиться? — я прижимаюсь к колонне и в возмущении тянусь за одеждой: — Верни сейчас же!
— Если тебе нужна эта тряпка — возьми ее сама.
