— Да, — я не пытаюсь лгать — он все равно это поймет. — Но я не позволю, если ты не ответишь правдиво.
Я хочу узнать все. Почему он спрашивал про трибуну? О ком разговаривал с Визарием? Что скрывал сумрак? Столько вопросов, но я могу задать лишь один.
Люцифер по-прежнему молчит, ожидая. Неужели принимает условия?
— Кто такая Лу?
— Луциана, — шепот обжигает щеку. — Моя сестра.
Его губы ловят мой изумленный выдох. И едва наши языки соприкасаются, я забываю об обидах. Он. Сказал. Правду! Я с жаром отвечаю на поцелуй, не успевая обдумать факт, что дочь Сатаны почему-то посадили в темницу.
Сердце бешено колотится, пальцы дрожат — еще недавно меня так трясло от холода, но теперь кожа пылает. Не контролируя себя, я вцепляюсь в ворот его пиджака и судорожно скручиваю. Колени подгибаются, в груди нарастает томление, а Люцифер продолжает целовать так, словно сражается с моими губами. Жадно и напористо. Даже здесь и сейчас он хочет одержать победу. А я… я готова выцарапать его из одежды. Сама. Осознавая, что делаю от и до.
В порыве я хватаюсь за пуговицу на рубашке, но Люцифер останавливает меня:
— Нет.
Он отстраняется, а я словно окунаюсь в ледяной океан. Снова! Он снова дразнил, а я поверила. Люцифер придерживает меня за спину, не давая оттолкнуть. Горячие губы задевают мочку уха:
— Я тоже тебя хочу. Но нам пора возвращаться.
— Как скажешь, — стиснув кулаки, я равнодушно отворачиваюсь.
Пусть не думает, что меня это оскорбило. Пора бы привыкнуть, ведь настроение Люцифера подобно флюгеру и меняется с десяток раз за день. Вот только я устала с этим мириться.
— Идем, — к открывшемуся проходу сквозь лимб я шагаю первой.
Оказавшись в лучах света, Люцифер сжимает мою ладонь. В отместку я пытаюсь освободить руку, но он упрямо ее держит, пока нас не выкидывает напротив замка.
[1] Согласно Данте, озеро Коцит — центр девяти кругов ада. В нем заключают грешников, совершивших предательство — вмораживают в лед по шею.
Приказы не обсуждаются
Коридор с потемневшими стенами заканчивается возле массивной двери. Ее вычурная отделка напоминает позолоту на воротах академии, но обилие мрачных фресок и изречений о вечных муках не дает забыть, что мы в преисподней.
Новое занятие в аду оказывается увлекательнее прежних. Перед лекцией Данталион проводит нас через помпезный бальный зал, где Сатана устраивает приемы. Увидев каменный трон в россыпи черных алмазов, Лэм и Айри впадают в эйфорию и принимаются обсуждать, какой наряд стоит выбрать для церемонии Обращения. Осаживать их тем, что сначала надо пройти испытания, бесполезно — они уже мысленно обвешались украшениями и преклоняют колени перед Сатаной. Наблюдая, как Лэм репетирует реверанс, а Айри ее исправляет, я понимаю, почему сегодня с нами нет Люцифера. Тяжело слушать нескончаемые похвалы в адрес отца, зная, какая немыслимая жестокость стоит за его властью.
Из бального крыла мы попадаем на балкон над огромной огненной пропастью. Впечатлившись ее размерами, Сиина выпытывает у Зепара, пробовал ли кто-нибудь пролететь сквозь пламя на одном взмахе крыльев. Типичное поведение демона — бросать вызов самому себе и стихии. Я не такая и не хочу испытывать судьбу на прочность. Неужели для меня не найдется места во всей этой адской машине? Вышагивая вдоль скамей для ожидания аудиенций, я размышляю о будущем и осознаю, что впервые не думаю о небесах. Светлое начало оказалось не таким сильным? Или общение с Люцифером возымело действие и побуждает поменять сторону?
Наконец, идущий впереди Данталион останавливается у зала заседаний:
— После небесного суда души грешников спускаются сюда для вынесения приговора и определения наказания.
Он распахивает дверь, и по глазам бьет яркий свет — стены мерцают как разгоревшиеся угли, не хватает лишь жара и всполохов пламени.
— Невероятно, — с восхищением шепчет Лэм.
Щурясь, мы заходим внутрь. В конце зала возведен ступенчатый помост, на котором установлен очередной трон с подлокотниками в виде черепов, обтянутый кроваво-красным бархатом. По бокам от него возвышаются крылатые статуи; их мускулистые руки сжимают острые мечи, а глаза завязаны плотной тканью.
— И здесь правосудие слепо, — усмехаюсь я себе под нос.
Но Данталион меня слышит:
— Верно, фемиды[1] не знают снисхождения. Никто не избежит приговора. Ни богатый, ни влиятельный, ни знатный.
Ни дочь Сатаны. После откровения Люцифера я искала, за что ее осудили, но в адских энциклопедиях не нашлось записей ни о процессе, ни о самой Луциане. Ни намека! Словно ее никогда не существовало. Что же это был за грех, если даже сведения о той, кто его совершил, держали в тайне? Терзаясь сомнениями, я не решилась посоветоваться с Теонисом, а Юстиана после неоднозначной реакции на вопрос о детях Сатаны доверия не вызывала.
— Каждый приговор приводится в исполнение только после согласования с небесами, и лишь падших Сатана может карать без дозволения Создателя.
— Но ведь он и сам… — я осекаюсь.
Демоны смотрят на меня с упреком, а некоторые ругаются сквозь зубы. С чего бы такое недовольство? Можно подумать, эту часть биографии Сатаны никто не знает.
— Падший ангел, — кивает Данталион. — Ставший по воле Творца Владыкой ада. Он может оспаривать приговоры смертных, но верховное решение принимают небеса.
Однако, в отношении себе подобных у него больше свободы действий. Удачный компромисс.
Рассказывая о правилах и иерархии, Данталион прохаживается вдоль фресок над троном, а я пристально вглядываюсь в каждую в надежде отыскать Луциану. Судный день, коронация Сатаны, присягающие всадники Апокалипсиса — здесь есть все значимые события из истории ада. Все, кроме одного. От Луцианы отказался даже собственный отец.
Сцена рождения Люцифера вызывает бурные восторги среди демонесс — Инферна с улыбкой собственницы задирает нос, Айри со стоном закусывает губу, а Лэм умиляется, не таясь:
— Какой хорошенький!
Пока они с Айри глупо хихикают, Данталион поучает суровым тоном:
— Не позорьте ад своим пустозвонством! Лишь сознательных ждет достойное будущее.
— Вы корите нас за греховные мысли? — в притворном ужасе Айри прикладывает руку к груди. — Но ведь это в природе демонов — думать о блуде. Он вдохновляет нас.
Спрятав ухмылку, Данталион закатывает глаза. С Айри невозможно спорить.
— Раз так, тебе не составит труда написать сочинение о похоти.
Он осаживает беззлобно, но Айри обижается и теряет кураж.
— Пока же вернемся к изучению низших, — Данталион ведет нас к новым фрескам.
Мы бесконечно долго кружим по коридорам, теряясь среди многочисленных ликов. Фурии, гарпии, гончие псы, каратели, Начала, духи лжи — к концу лекции истории о сущности каждого круга смешиваются в голове. Я не в состоянии упорядочить нескончаемый поток слов, да и остальные не усердствуют. Сиина то и дело отворачивается, чтобы спрятать зевок, Лэм все чаще моргает, силясь не уснуть, и только Айри с гордо поднятой головой бросает на Данталиона возмущенные взгляды.
