Люцифер останавливает меня, не давая притронуться, и сердце пропускает удар. Неужели он не ответит? Или… Я не успеваю охнуть, как его губы впечатываются в мои. Всхлипнув, я подаюсь вперед и целую в ответ. Не контролируя себя. И не могу остановиться.
Мне это нужно.
Рука Люцифера все еще покоится на моем бедре — поглаживает отек от яда. Я подбираюсь ближе, прижимаюсь, ощущая животом его упругий торс. И не сопротивляюсь, когда ладонь скользит выше и накрывает ягодицы.
Мне нужен он. Как воздух. С ним я могу дышать в полную силу.
Проведя по щеке, пальцы второй руки спускаются ниже, от скулы к ложбинке груди. Согревают, неторопливо расстегивают пуговицы на блузке, пока не открывается узор под ключицей. Оторвавшись от моих губ, Люцифер целует еще не зажившую от татуировки кожу. Я запускаю пальцы в непокорные черные волосы и не могу сдержать стона — обдавая жаром, его рот накрывает сосок прямо через тонкую ткань бюстгальтера. Спина покрывается мурашками. Люцифер чуть сжимает зубы, дразня, и я тихонько вскрикиваю. Меня не просто лихорадит, внутренняя дрожь ощущается каждой клеточкой тела.
— Пожалуйста… — я судорожно стискиваю его плечо.
Пожалуйста, не отпускай меня.
По тому, как напрягаются бицепсы под рубашкой, я понимаю, что сказала это вслух. Люцифер замирает. Секунды кажутся мне вечностью. Я все усложнила — обнажила чувства. То, что он отрицает. Высмеивает. И никогда не примет.
Трусливое извинение готово слететь с моих губ, но Люцифер впивается в них, заставляя смолчать. Словно в тумане я чувствую, как он медленно укладывает меня на диван. Не переставая целовать, тянет с бедра тонкую резинку — сначала неспешно, но когда та за что-то цепляется, рывком стаскивает трусики к коленям. Кружево трещит по швам, следом отлетают пуговицы с блузки. Люциферу не хватает терпения, чтобы меня раздеть.
Трясущимися руками я выцарапываю его из рубашки и расстегиваю ремень. Пальцы не слушаются, пряжка путается в шлевках. Люцифер хмыкает, от чего мои щеки снова багровеют, и приспускает брюки сам.
— Тебе идет похоть, — беззлобно усмехнувшись, он легонько кусает меня за шею.
От возмущения я дергаюсь, но пыл возражения теряется в стоне — оттянув кружевную чашечку, Люцифер щекочет сосок языком. Охнув, я выгибаюсь назад и натыкаюсь взглядом на золотую мозаику:
«Absolvo te».
Чтобы не расхохотаться, я прикрываю рот ладонью. Какая прозорливая надпись! Отец наш небесный, я грешна. Я снова нарушила твой запрет… и не сожалею. Наверное, мое место действительно в аду.
Самобичевание прерывает Люцифер. Сжав щиколотку, он закидывает мою ногу себе на плечо. Выбившееся из крыла черное перышко щекочет ступню. Сдерживая смешок, я закусываю губу. А через секунду шумно втягиваю в воздух, почувствовав возбужденный член — Люцифер входит медленно, наблюдая за реакцией. Я знаю, что будет глубоко, и внутренне напрягаюсь, но вместо боли меня наполняет приятный жар. Так тесно… и горячо.
Мой огонь. Мой демон. Смогу ли я воскреснуть, если ты пресытишься? Или так и останусь горсткой пепла?
Второй раз Люцифер толкается резче, и снова до предела. А я, распаляясь, задаю свой собственный ритм. Я не могу ждать и не хочу, чтобы он медлил. Оценив рвение, Люцифер вонзается быстрее. Двигается напористо и яростно, заставляя не просто стонать — кричать его имя. И я кричу, всхлипываю, умоляю.
И больше не корю себя. Рано или поздно это все равно бы случилось. Мы оба слишком сильно закрывались, пока близость не стала маленьким взрывом, который снес преграды. И мы оба были в его эпицентре.
Выпады становятся настойчивее и жестче. Я задыхаюсь от бешеного темпа. Извиваюсь. Стискиваю подлокотник, чтобы удержаться ближе к Люциферу. Еще ближе. Он чувствует, как я сжимаю в себе его член, и прикасается ладонью под ключицей, совмещая татуировки. От глубоких толчков они трутся друг о друга, и в эту секунду оргазм прокатывается по всему телу жаркой волной, заставляя дрожать и снова сжиматься, пока есть силы.
Люцифер вонзается еще несколько раз и тоже кончает. Не говоря ни слова, он отпускает лодыжку и накрывает меня своим телом. Обняв за плечи, я рвано дышу ему в висок. И тоже молчу, не решаясь нарушить тишину первой.
Господи, что же теперь будет с нами… или все еще только со мной? Я боюсь задавать этот вопрос.
Приподнявшись на локтях, Люцифер изучает мое бедро и насмешливо фыркает:
— Кто бы сомневался.
Проследив за его взглядом, я вижу проступающий узор — феникса во всполохах пламени — и хмурюсь в недоумении. Разве в месте прокола не должен остаться обычный синяк?
— Что… это означает?
— Проникая в кровь, яд прячет мысли, а взамен являет миру сущность закрывшего их, — Люцифер медленно проводит по вспухшей коже кончиками пальцев, чем вызывает очередную волну мурашек. — Ты как феникс, Райли. Сгораешь дотла, а потом возрождаешься из пепла.
Я вздрагиваю, а он поворачивает голову и снова смотрит мне в глаза.
Лицо из сумрака
Пересекая внутренний дворик, я мысленно сетую, что Данталиона невозможно застать одного. Он то читает лекции, то проводит практические занятия у беседок, то обсуждает с Юстианой список книг, необходимых для новых необращенных. Я дважды была в читальном зале, трижды крутилась рядом в коридоре, а в сад и вовсе спускалась бесчисленное количество раз. Без толку — Данталион неуловим. К середине дня я устало плюхаюсь на скамью возле знакомой двери. К черту конспирацию. Рано или поздно он вернется в свой кабинет, и уж тогда я его расспрошу.
Люцифер не случайно отвел меня к нему. Мог ведь и сам поставить щит, но предпочел рассказать правду Данталиону. Наверняка потому, что тот более сильный менталист. И, судя по всему, высшего уровня воздействия, если умудрился за секунды снести заслон, который поставила моя мать. Причем сделал это, даже не зная о его существовании!
Пытаясь поймать Данталиона в библиотеке, я успела бегло пролистать несколько глав из справочника о чтецах воспоминаний и теперь имела представление — пусть и весьма скудное — о защите разума. Мне придется много заниматься, чтобы приблизиться к базовому уровню. И поскольку Люцифер уделяет время лишь физическим упражнениям, просьба о дополнительных тренировках сознания стала идеальным предлогом искать встречи с Данталионом. Даже если он откажет, я хотя бы смогу задать ему главный вопрос, не опасаясь, что нас кто-то подслушает.
Настроившись на долгое ожидание, я подпираю подбородок ладонями, как вдруг за дверью раздается шорох, словно кто-то смахнул со стола стопку пергаментов. Так Данталион у себя? Но ведь было заперто, я проверяла. Потянувшись к ручке, я почти поворачиваю ее, когда из кабинета доносится томный смешок.
— Я знаю другой способ отработки, — вкрадчиво шепчет Айри.
С вспыхнувшими щеками я отшатываюсь назад. Господи, какой стыд. Я чуть не поставила подругу в неловкое положение. Хотя Айри вряд ли смутится при свидетелях, наоборот, обрадуется, что есть, кому подтвердить ее триумф.
