— И он в разы приятнее, чем никому не нужное эссе о смутных временах, — мурлычет она.
Я закатываю глаза — правила в академии явно написаны не для Айри. Вот уж кого никогда не волновали запреты.
— Нет? — звук поцелуя неожиданно сменяется разочарованным стоном. — Но почему?
— Умерь свой пыл, — осаживает ее Данталион. — А игры в соблазнение оставь для ровесников.
— Это не игра! — возмущенно восклицает Айри.
Вслед за грохотом падающих книг к двери приближается цокот каблуков. Я еле успеваю посторониться — разъяренная Айри выскакивает в коридор и убегает, не заметив меня.
И как теперь разговаривать с Данталионом? После эффектной эскапады с домогательством он вряд ли будет в настроении.
Потоптавшись у кабинета, я все-таки стучусь.
— Входи, Иви, — Данталион из-за двери чувствует силу моего начала.
А вдруг он по-прежнему может прочитать мысли? На пороге я опускаю голову — не хватало еще случайно показать ему, что услышала в аду.
Глаза Люцифера закрыты, но дыхание беспокойно — демон не спит, всего лишь сомкнул веки. Лежать под ним невыносимо жарко, но я боюсь шевелиться. Хочется остановить время и наслаждаться моментом. Чувствовать его запах, тепло, тяжесть тела… и растворяться в накатившей безмятежности. Запомнить миг, когда не надо обороняться от едких шуточек и держать лицо.
— Даже с ядом в крови ты слишком громко думаешь, — фыркает он, приподнимаясь на локтях. — «Боже, как жить дальше?».
Имя Создателя с сарказмом слетает с его губ, а алые глаза ехидно прищуриваются. Увы, я слишком хорошо знаю это выражение лица. Прощай, приятная нега, здравствуй, новое противостояние.
— Хочешь сказать, мы ничего не усложнили? — с досадой шепчу я, отводя взгляд — не хватало еще расплакаться у него на виду.
Люцифер удерживает мое лицо за подбородок:
— А ты боишься сложностей?
Он смотрит с интересом, а я не придумываю ничего лучше, чем отбиться злой иронией:
— Вся моя жизнь после смерти — одна сплошная сложность. Так что считай, я выработала иммунитет.
Люцифер усмехается, а меня неудержимо несет дальше. Разум подсказывает, что надо стерпеть, но я не в силах отмалчиваться.
— Вот только ни один грех не остается безнаказанным. Мы нарушаем запрет, и расплата может быть…
— Знаешь, в чем главное отличие ангелов и демонов? — Люцифер прижимает палец к моим губам, не давая выговориться. — В их отношении к греху. Одни пытаются побороть его через отрицание, другие через принятие. А суть в итоге одна — он все равно существует. А значит, не грешить невозможно.
Пока я обдумываю смысл, на его груди вспыхивает татуировка — светятся контуры одной из пентаграмм. Чертыхнувшись, Люцифер нехотя поднимается с меня и поправляет брюки. Между темных бровей залегает морщинка.
— Что это? — я испуганно слежу за узором, который разгорается все сильнее.
— Отец вызывает.
Неужели Сатана узнал? И теперь собирается выместить гнев?
— Он нас видит? — дрожащими пальцами я застегиваю уцелевшие пуговицы на блузке.
— Нет. Но наверняка чувствует.
От этой новости не легче.
— Он накажет тебя? — перепуганное сердце готово выскочить из груди. — Я могу… пойти с тобой?
— Рвешься в мои защитники, Райли? — Люцифер отворачивается, не успев спрятать довольную ухмылку. — Мы просто поговорим. И я вернусь.
Запахнув рубашку, он делает шаг ко мне. Чуть наклоняется, и на какой-то миг кажется — святая наивность! — что его губы тянутся к моим. Я порываюсь обнять за шею, но вместо поцелуя Люцифер едва касается щекой моего виска и шепчет на ухо:
— Не вздумай сбежать.
Когда за широкой спиной закрывается дверь, хочется запустить в нее чем-нибудь тяжелым.
Он издевается! Опять! И дразнит, как мальчишка. Я злюсь, должна злиться, но губы сами складываются в улыбку. Пусть Люцифер демонстрирует равнодушие. Его показной холодности никогда не стереть из моей памяти горящий взгляд. Я видела, каким он бывает без маски.
— Это больше похоже на требование, — доносится из коридора незнакомый голос.
Вздрогнув, я кидаюсь к двери и прижимаюсь к ней ухом.
— Консул Заган, — судя по тону, Люцифер с трудом сдерживает негодование. — Если запрос составлен по правилам, пусть хоть ночуют в темницах.
— Но серафимы хотят проверить ее камеру.
— Пусть проверяют, — теперь он не скрывает раздражения. — В сотый и тысячный раз.
Я даже представляю гримасу, с которой Люцифер это произносит. Тема сестры была и остается болезненной.
— Они не доверяют стражам и хотят открыть дверь.
— Исключено! — рявкает Люцифер. — Согласно протоколу, который серафимы сами утверждали у Творца, общение разрешено только через решетку. Всем, невзирая на степень родства и статус. Так что мне плевать, кто подписал допуск.
И снова небеса оказываются в разы безжалостнее ада. Все эти годы Люцифер может лишь поговорить с сестрой. Ни обнять, ни пожать руки… Как он это выдерживает? Я судорожно стискиваю кулаки. А вдруг и моя мать причастна к запрету?
— Среди заключенных давно ходят слухи о побеге, — с опаской бормочет Заган. — И если обнаружится, что в камере действительно морок...
— Признателен за новости, консул, — прерывает его Люцифер. — И прямо сейчас передам их отцу.
Я прикрываю рот ладонью, чтобы не вскрикнуть от удивления, и сползаю на пол. Неужели Луциана все-таки сбежала?
— В энциклопедиях мало информации, — мнусь я, пока Данталион в задумчивости смотрит в окно. — Наверное, мне попались неподходящие книги…
— Ты ведь пришла не за этим, — он считывает уловку до того, как я успеваю начать разговор о занятиях. — Не трать мое время на пустую болтовню.
Данталион поворачивает голову, и я вижу в его взгляде… не раздражение, нет. В нем неприкрытая усталость. Тайны утомили и его. И вряд ли когда-нибудь мне удастся улучить более подходящий момент, чтобы узнать о самом важном. Подойдя ближе, я умоляюще складываю руки:
— Почему Люцифер вам доверяет? И почему именно вы смогли снять блок с моей памяти?
Первый вопрос Данталион ожидаемо игнорирует, а на второй все-таки отвечает:
— Потому что я научил Джудит его ставить.
Я удивленно вскидываю брови. Так он тренировал маму? И даже невзирая на это, она пошла по пути небес? Я порываюсь выяснить подробности, но мешает протяжный вой горна — кто-то из охранников подает сигнал с одной из смотровых башен.
