— Улетай, — тяжело дыша, Люцифер смотрит на сестру. — Прямо сейчас.
Знакомую жестокость в голосе дополняют новые пугающие нотки. Он словно сдерживает крик… или нечто иное — на его шее проступают потемневшие вены. Кожа багровеет и трескается как иссушенная почва. В глазах появляются всполохи огня. Одежда дымится, начиная тлеть.
Внутренний демон рвется наружу!
Преображаясь, Люцифер становится похожим на Сатану, разве что оскал не такой безумный, а лицо отдаленно напоминает человеческое.
— Улечу, — кожа Луцианы покрывается черной коркой, подобно обуглившемуся дереву. Взметнувшиеся волосы образуют рога, радужка светится желтым. — И заберу девчонку с собой. В замке любой заключенный с радостью ее обезглавит.
— Что ж, рискни, — Люцифер разворачивается, готовый атаковать.
Опасный. Негодующий. Беспощадный. Я догадывалась, что его вторая сущность окажется страшной, но пугает не лик чудовища, а хищные, звериные движения.
— Пусть мы не можем убить друг друга, — Луциана поудобнее перехватывает кинжал. — Это не помешает хорошенько тебя потрепать.
Вместо ответа Люцифер взмывает под полуразвалившийся купол храма. Луциана кидается за ним. Преследует, догоняет… и через мгновение они сталкиваются в полете с такой силой, что гудят стены.
От грохота Теонис приходит в себя.
— Иви… — застонав, он пытается подняться. — Ты в порядке?
— Ох, прости, — я отрываю кусок рубашки и суетливо прикладываю к ране на его спине.
Ткань тут же пропитывается кровью — разрубленное крыло не в состоянии регенерировать — просачиваясь сквозь пальцы, она стекает в багровую лужицу на полу.
— Пожалуйста, не шевелись, — я мягко удерживаю Теониса на своих коленях.
Меня душит стыдливое чувство. Он страдает по моей вине, а я не сделала ничего, чтобы облегчить его боль. Нужно помочь! Как угодно!
Еще раз осмотрев рану, я замечаю, что выступающая из лопатки кость вывихнута:
— Ее нужно вправить.
Тогда Теонису не придется тратить силы на бесполезную регенерацию, ведь со смещенным суставом летать невозможно.
От нового удара сверху падает деревянная балка и с громким всплеском погружается в воду. Следом сваливается несколько увесистых камней — в гневе Луциана не щадит кладку храма и даже не задумывается, что стены могут не устоять.
Коснувшись спины Теониса, я обхватываю поврежденное крыло.
— Позволишь?
— Я в тебя верю, — кивает он.
Не лжет, не сомневается. Мне бы хоть малую толику этой веры! Стараясь не выдать волнения, я тяну за крыло, но не выходит — руки слишком слабы. Напрягшись, я дергаю еще раз, и еще… и вызываю новый стон Теониса.
От бессилия на глаза наворачиваются слезы.
— Прости, я безнадежна.
— Подожди, — поморщившись, он ведет плечом, проверяя сустав. — Кажется, получилось. Попробуй снять силки — теперь крыло короче.
С удвоенным рвением я принимаюсь стягивать золотые нити.
— Давай же, давай! — от напряжения лицо заливает пот, пальцы болят, но я все же вынуждена сдаться — не хватает сил. — Господи, неужели нет другого способа?
— Есть, — воскрешает надежду Теонис. И тут же хоронит: — Силки можно сжечь адским пламенем.
— Но ведь тогда… сгорят и крылья!
— Только оперение, — возражает он и, поразмыслив, добавляет: — При условии, что жар будет не очень сильным.
— А если будет?
— Тогда ты просто столкнешь меня вниз, — Теонис кивает в сторону перил. — И вода потушит пламя.
— Уверен? Ведь если я… — закончить не дает звон стекла и нарастающий скрежет.
Со стен рушится лепнина, в воздухе виснет пыль. Мелкая крошка от потрескавшихся фресок засыпает бледное лицо Ромуила. Он больше не хрипит, но, кажется, еще дышит.
— Я должен его спасти! — Теонис не смотрит на отца, но я кожей чувствую тревогу. И душевную боль, которая раздирает на части. — Иви, я знаю, что смогу донести его до лазарета. Просто сожги силки.
Стиснув кулаки, я пытаюсь собраться. Теонис всегда мне помогал. Я просто обязана вернуть этот долг. Потерев ладони, я представляю огненные всполохи. Яркое свечение, треск пламени. Надеюсь, уговариваю, заставляю поверить, но пальцы по-прежнему холодны.
От ненависти к себе мне хочется кричать. Биться о стены. Царапать камни до крови под ногтями. Я недостойная. Никчемная. Необращенная.
Ненавижу. Ненавижу!
Эмоции сильны, но по-прежнему бесполезны… Неужели Лэм права? И я неверно выбрала чувство?
Лэм сидит на полу, оперевшись спиной о ножку кровати, и сосредоточенно водит ладонями над миской с водой. Как зачарованная я наблюдаю за корочкой льда, которая медленно разрастается вдоль металлического ободка, покрывая его тонким слоем инея.
— Я тебе завидую, — шепот срывается с моих губ неосознанно — я просто озвучиваю назойливую мысль.
Возможно, во владении оружием мне и удастся показать достойный результат, зато в управлении стихиями я полный ноль.
— Не забывай про адское пламя, — Лэм пытается приободрить. — Научишься его вызывать — и сразу подвинешь нас с Сииной.
Вместо ответа я красноречиво вздыхаю. Мысли о приближающемся отборе все чаще навевают уныние — за все время тренировок я не создала даже искру.
— Ой, да брось, — отодвинув миску, Лэм поднимается и присаживается рядом на кровать. — Нужно верить в себя.
Она дружески похлопывает меня по плечу.
— Думаешь, я не пыталась? — в отчаянии я закрываю лицо ладонями. — Убеждала, торговалась, шантажировала. Я испробовала все. Мне даже снится чертова схема «представляешь, направляешь, фиксируешь». И ни-че-го. Я бездарна.
— А чем ты питаешь образ?
Я округляю глаза. Почему ни в одной книге нет ни слова об этом?
— Ты хоть слушаешь Данталиона на занятиях? — Лэм театрально прикладывает руку ко лбу, изображая обреченность. — Стихии подобны сильным чувствам. Найдешь свое — сдвинешь горы. Я, к примеру, использую ненависть.
Демонстративно хмурясь, она опускает палец в стоящий рядом стакан с водой, и та практически сразу же замерзает.
От удивления я приоткрываю рот. Все так просто?
— Чем сильнее концентрация эмоции, тем лучше результат, — Лэм передает стакан мне. — Твоя очередь.
Я делаю глубокий вздох, уговаривая себя настроиться. Просматриваю застывшую воду на свет, подбираю чувство. Что движет мной? Злость? Или… страх?
— Задействуй грешные мысли, — со смешком подначивает Лэм. — И растопи ими лед.
