Мимо пролетает цапля. Ричард делает движение, словно собирается пересадить Карен обратно в кресло, но она говорит:
– Нет, подожди. Подожди чуть-чуть. Я хочу тебя кое о чем спросить.
Ричард кивает. Конечно.
– Скажи мне… только честно… там… – голос Карен дрожит, срывается, она вынуждена перейти на шепот, – я… тебе понравилось?
– Карен, солнышко, вот ты о чем!
Ричард наклоняется и целует ее в щеку, гладит ее шею, все еще страшно костлявую, словно долго-долго уваривавшуюся в какой-нибудь кастрюле.
– Ну конечно, мне было очень хорошо. Это одно из лучших воспоминаний в моей жизни.
Карен дышит в ритме нервного стаккато, Ричард, говоря монотонно, словно пытается снять с нее напряжение.
– Видишь вон те прогалины, – говорит он, показывая рукой в сторону чередующихся ровных рядов деревьев и просек. – Это давным-давно были дороги, по которым сюда подвозили бревна. Лайнус рассказывал, как он разыскал где-то старые карты. Там, где сейчас стоят наши дома, проходила железная дорога. Иногда мне кажется, что по ночам у меня в голове проносятся духи этих былых поездов. Я все это к чему: вот живем мы здесь, в нашем мире, – дорожки, лужайка, гаражи, микроволновки. А отойди туда, чуть подальше в лес, и там – вечность.
– Знаешь, Ричард…
– Что?
– Там, тогда, на Гроуз…
– Ну?
– Это… ну, это ведь единственный раз, когда я… и наверное, последний раз в жизни. Знаешь, я ведь не смогу жить, осознавая это.
– Не понимаю. Ты хочешь сказать…
– Ричард, можешь ты хоть на минуту заткнуться?! Послушай меня, прислушайся к моим чувствам!
Пауза, тишина. И вдруг – бах! – Карен изо всех сил отталкивается от Ричарда. Может быть, само движение еще и вышло более или менее изящным, но в следующую секунду – полное фиаско. Ноги не держат ее, и она валится на грязную мокрую землю. Ричард в ужасе – а вдруг она все кости себе переломала?
Слабость Карен особенно режет глаз по сравнению с суровым величием пейзажа. Она пытается ползти, она подтягивает свое тело руками, извивается, как червяк. Вся ее одежда в грязи, испачканы руки, волосы. Но ее лицо мрачно и решительно. Раскрыв рот, она взахлеб пьет небо; свитер, рубашка, джинсы – все промокло, все холодное, липнет к телу. Ее пальцы сжимают и вырывают с корнем папоротник. Ричард ждет, пока она отползет на достаточное расстояние, потом подходит к ней и ложится рядом на мокрую землю. Ее трясет. Он отдает ей свою куртку и говорит:
– Все это не так. Ты не права.
Потом он поднимает ее и несет домой на руках, бросив коляску. Черт с ней, потом можно забрать. Если что.
– Две сильные руки, – говорит Карен.
Ричард отвечает:
– Да. – И целует ее.
19. Ты видишь сны, даже если не спишь
У Пэм детоксикация и последующее лечение были не столь мучительны, как у Гамильтона. В основном дело ограничилось головной болью, постоянной резью, как при месячных, запорами и головокружениями. Сегодня они вдвоем везут Карен на экскурсию по городу – показать то новое, что появилось за время ее отсутствия. Вышло солнце – холодное и блеклое, низко повисшее над горизонтом, где-то за Бернабэй и Маунт Бейкер. Все срочно вооружаются темными очками. Карен тонет в шикарной, цвета слоновой кости, дубленке Пэм.
– Просто супер, Кари! Ах ты, мой сексуальный, непьющий-некурящий, шикарный котеночек! Мяу!
Гамильтон дополнительно пристегнул Карен к сиденью нейлоновыми ремнями – для страховки, проверил, удобно ли установлен подголовник, и пообещал Ричарду, что будет строго соблюдать правила и не превышать разрешенную скорость. Он замечает изменившееся настроение Карен. В это утро она, как никогда, жива, очаровательна и разговорчива. У нее для этого есть все причины. Прошлой ночью они с Ричардом немного неловко, но ласково и нежно занимались любовью. А потом он предложил ей выйти за него замуж, и она согласилась.
– Ричард, представляешь себе, мне тридцать четыре года, а чтобы пересчитать, сколько раз я занималась этим, хватит не то что пальцев одной руки, а всего двух пальцев!
В последнее время она много ездит по городу с родителями и друзьями. Прогресс, действительно, активно наступает. Город, ее родной Ванкувер, растет на глазах, купаясь в потоках оффшорных денег, которых везут полные трюмы. Небоскребы – башни из синего стекла, между которыми летают клиньями стаи канадских гусей, пробки на дорогах, в которых стоят сплошь «рейнджроверы», дорожные указатели и знаки, продублированные по-китайски, дети с сотовыми телефонами. В общем, Карен этот новый город скорее нравится. Еще ей нравятся всякие приятные мелочи, которых раньше не было: синий лак для ногтей, отличные гигиенические прокладки. Макароны – и те вкуснее стали.
Карен хотелось бы пройтись по магазинам, посмотреть, что к чему, но их появление в супермаркете в прошлый раз вызвало такой переполох, что все единодушно решили на некоторое время отложить такие эксперименты. Формально целью сегодняшней поездки является покупка журнала «Роялти». Карен хочет увидеть фотографии принцессы Дианы. Ей так обидно, что она пропустила всю эту сказку: свадьбу, рождение детей, романы на стороне, развод, возрождение Дианы уже как частного лица, обычного человека, а затем и трагический финал. История принцессы Дианы принадлежит к тем немногим фактам и событиям, по поводу которых Карен всерьез злится на себя: надо же было пропустить такое!
– Знаешь, Пэм, иногда возникает такое ощущение – как тогда, в школе, что все вокруг развлекаются, а ты одна сидишь за уроками.
– А я что-то не помню, чтобы я себя так чувствовала.
Вздох.
– Я от вас, от красавчиков, просто балдею.
Гамильтон сегодня с утра не в духе; Пэм витает в облаках; Карен занята тем, что происходит вокруг, и тем, что творится у нее в голове. Три человека сидят в одной машине, но они на самом деле не вместе.
– Смотрите, – говорит Карен, – «датсун В-210», совсем как у Ричарда был тогда.
– Да, их уже почти и не осталось, – кивает Гамильтон.
Карен улыбается:
– А во Вьетнаме теперь тоже делают машины?
Их джип тормозит у светофора. С носа Карен соскальзывают очки. Гамильтон водружает их на место и снова берется за руль.
– Слушай, Карен, – говорит он, – как ты себя здесь чувствуешь? Ну, в нашем времени? Тебя ведь так долго не было. И я не про то, что тут по-новому или не так. Я спрашиваю, на что похоже наше сейчас?
– Ну…
– Это не слишком бестактный вопрос? Ты ведь вроде уже пообвыклась здесь. Нет, если я слишком достаю тебя – можешь не отвечать. Просто пни меня, если дотянешься.
– Нет, в том смысле, что да. Тьфу ты, совсем запуталась. Подожди, Гэм, дай подумать.
