– Как же ты меня тогда перепугал!
– Извини, больше не буду. Я теперь научился – ну, умею управлять своим астральным телом.
В качестве доказательства я делаю двойное сальто и приземляюсь точнехонько на тот же бортик тележки.
– Ну как – я тебя возбуждаю?
– Господи, что за детский сад! Блин, Джаред, объясни, в чем смысл, в чем цель всего того, что случилось? Почему именно я впала в эту чертову кому? Лично я ничего не понимаю. Может быть, ты объяснишь? Все вокруг уверены, что я что-то знаю и только из вредности не говорю. Надоело!
– Понимаешь, Карен, получилось так, что ты – как бы тебе это объяснить – совершенно случайно приоткрыла некую дверь. Помнишь, ты мучила себя диетами, таблетки какие-то глотала? Вот и вышло так, что твой мозг выдал этакий кульбит и ты увидела то, что другие не видят. Тебе удалось подсмотреть, как пойдут дела дальше.
– И что – из-за этого я осталась без молодости? Значит, из-за какой-то фигни меня обрекли на почетную обязанность – валяться в коме? Так, что ли? Я тебя спрашиваю. Кто это все за меня решил?
– Остынь, Карен. Припомни-ка, как было дело. Разве ты сама не писала в письме Ричарду, что хочешь проспать «тысячу лет», чтобы не видеть будущего? Ты сама выбрала свой путь. Ни я, ни кто-то другой. А ведь все могло обернуться еще хуже. Ты могла просто умереть совсем. А мог умереть твой разум.
– Тогда почему же я очухалась именно сейчас? Где мои оставшиеся девятьсот восемьдесят три года из запрошенной тысячи?
– Ты проснулась потому, что ты единственная способна увидеть настоящее глазами прошлого. Если бы не было тебя, никто не мог бы оценить, насколько изменения, происшедшие с миром, не соответствуют былым ожиданиям. Потребовались твои показания. Твое свидетельство.
– Джаред, всем известно, что ничто и никогда не получается таким, как планировалось. Вот посмотри хотя бы на меня. – Карен смотрит на свои ноги и морщится. – Хотя здесь тот еще повод для шуток. Я свою будущую жизнь представляла себе не так. Слушай, Джаред, погоди-ка, а как же получилось, что здесь оказался ты, а не кто-то другой? Я, например, хотела бы повидаться с родителями.
– Тут я ничего поделать не могу. Я назначен Официальным Покойником всей вашей компании. Я ведь единственный из ваших близких знакомых, кто умер, когда вы были еще совсем молодыми. А следовательно, в вашем сознании я остался, как бы это сказать… самым мертвым.
– Что еще за самый мертвый! Чушь какая-то.
– Карен, давай на минутку отвлечемся от этого. Скажи мне лучше вот что: в чем основное отличие того мира, в котором ты жила, от того, где ты проснулась?
Карен тяжело вздыхает, словно после сеанса массажа, расслабляющего мышцы. Она смотрит в сторону черной пещеры универсама и, не глядя на меня, говорит:
– Здесь всего не хватает.
– Не хватает? Чего именно?
– Всего. Здесь недостает убеждений, веры, мудрости. Не хватает даже старых добрых пороков. Нет ни жалости, ни печали. Ничего. Люди – те люди, которых я знала, – когда я вернулась, они… они разве что существовали. И мне от этого очень грустно. А сказать им об этом – такого я себе позволить не могла.
– А что в этом плохого? Я имею в виду – в том, чтобы просто существовать?
– Не знаю, Джаред. Просто существуют и животные с растениями, и им можно только позавидовать. Но люди другие, им этого недостаточно. Мне это сразу не понравилось, как только я очнулась. Не нравится и сейчас, даже когда нас осталось на весь мир несколько человек.
– Еще что?
– Джаред, имей совесть! Знаешь что? Давай так: ты мне рассказываешь, с кем из наших девчонок ты переспал, а я тогда отвечу на остальные твои вопросы.
– Да ладно тебе, Карен. Я даже не знаю…
– Стэйси Класен?
– Ну да.
– Дженнифер Бэнкс?
– Да.
– Младшая сестра Дженнифер?
– Каюсь, было дело.
– Я так и знала. Я вас сразу вычислила.
– Ишь ты, Шерлок Холмс.
– Аннабел Фрид?
– Да.
– Ди-Энн Уолш?
– Ну…
– Терпи, Джаред. Придется тебя вывести на чистую воду. Скажи лучше, с кем ты не спал?
– С Пэм.
– Это и так понятно.
– С Венди.
– Са-ма зна-ю.
– Я собирался встретиться с ней после того матча. А потом – видишь, как карты легли. Ну что, будешь теперь отвечать?
– Ладно, все честно.
– Ты говорила, как и в чем изменились люди к тому времени, когда ты проснулась. Давай выкладывай дальше.
– Хорошо. Дай только сосредоточиться. – Карен чешет подбородок, из универсама доносится крик какого-то животного. – Вот слушай: не успела я очухаться, как все вокруг стали наперебой расхваливать мне новую жизнь, доказывать, что она куда рациональнее и лучше старой. И стоило оно все того? Вся эта рациональность. На кой черт она сдалась, если ты рационально живешь пустой жизнью.
Я подкалываю ее:
– Например?
Карен отвечает, одновременно натягивая на себя плед:
– Тогда, в семьдесят девятом, я думала, что в будущем мир будет… развиваться, эволюционировать. Мне казалось, что мы будем стремиться сделать мир чище, безопаснее, уютнее. А в результате всего этого люди должны были стать умнее, мудрее и добрее.
– И?…
– Люди не стали другими. Нет, мир изменился, в том смысле, что жизнь стала быстрее, а сам мир интереснее и даже в некотором роде чище. Вот машины, например, – они больше не дымят, как раньше. А люди – всё те же. Они даже… я бы сказала… ну как же это… как назвать противоположность прогрессу?
– В нашем случае – регресс.
– Вот-вот, люди, как ты там сказал, регрессировали. Слушай, Джаред, ты где таких слов-то набрался?
– Как бы тебе объяснить… Понимаешь, в загробной жизни есть своего рода учеба. Ну, как уроки английского. Только прогуливать нельзя. Но сейчас не об этом. Ты говорила о регрессе.
– Да. Взять хотя бы Меган – мою дочь. Она ведь даже не верила в будущее, пока все это не стряслось. Она думала, что будущее – это смерть, преступления, беззаконие. То, что будущего больше нет, что оно кончилось, она восприняла совершенно спокойно. У нее есть дочь, Джейн. Она родилась слепой и с явными психическими отклонениями. Наверное, это из-за смога и прочей нынешней гадости, но Меган считает, что так все и должно быть. Честно говоря, в будущее никто особо и не верил. Ричард, Венди – они словно предчувствовали, что все кончится.
– В чем это выражалось? – Мое тело вспыхивает оранжевым светом – от нетерпеливого ожидания.
