Я сигналю ему, поднимаю вверх руку и выезжаю на дорогу.
Внутри всё кипит. Умом понимаю, что не должна показывать свои эмоции, но разве можно справиться с тем, что подобно лавине обрушилось на меня некоторое время назад.
— Что? — холодно интересуюсь, уже спустя минуту не выдерживая проницательного взгляда матери.
— По-прежнему не хочешь поделиться со мной тем, что происходит в твоей жизни? — спрашивает она, пристёгиваясь.
— Нет, — отвечаю коротко и обгоняю затупившего на перекрёстке водителя.
С тех пор как мать обнаружила меня рыдающую на полу кухни, она не оставляет попыток осторожно завести об этом разговор. И вроде не давит, но меня это напрягает. То, что я снова стала называть её мамой, не говорит о том, что наши отношения перешли на некий новый уровень.
— Дженнифер, ты уж прости, но твоя реакция слишком очевидна. И не только для меня! — ненавязчиво порицает она.
— Если ты про Исайю, то он это переживёт. Не в первой.
— То есть не будешь отрицаешь даже… — скорее утверждает, чем спрашивает.
— А смысл? Ты ведь всё равно не поверишь.
— Естественно нет. Вы с Роуз сейчас в каких отношениях?
— В напряжённых, мама.
— Давно?
Эмили знакома с Роуз достаточно близко. Мы с ней вместе летали в Канаду год назад.
— Нет, недавно поссорились.
— Из-за Рида?
Не нравится мне этот наш разговор. И то, в какую плоскость он перетекает.
Я сигналю курице на ауди. Она слишком занята своим отражением в зеркале для того, чтобы заметить смену сигнала светофора.
— Я не хочу об этом говорить, ясно? — пытаюсь не нагрубить я матери. А желание испытываю неимоверное.
— Ясно. Просто хочу понять… — спокойно тянет она, раздражая этой своей манерой видеть меня насквозь.
— Понять что?
— Почему моя дочь, собираясь замуж, ревнует сводного брата к своей лучшей подруге.
— Я НЕ РЕВНУЮ ЕГО! — чересчур эмоционально отрицаю я.
Тоже мне, возомнила себя тонким психологом!
— И никакой он мне НЕ БРАТ!
Это слово всегда раздражало, особенно если стояло в предложении рядом с его именем.
— Ну это я уже поняла, — недвусмысленно хмыкает мать.
Я смотрю на спидометр. Разогналась на славу, даже и не заметила. Ладони мокрые, сердце громко стучит в ушах и отчего-то хочется тупо расплакаться. Ну и дела…
— Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, дочка, — тихо говорит она.
Я и пытаюсь, мама…
— Скажи, Дженнифер, ты сказала Исайе «да» Риду назло? Он ведь тоже был на этом теплоходе, я права?
Я торможу так резко, что Эмили хватается за сердце.
— Тебя всё это не касается! — выдаю гневно, тяжело дыша.
Зачем она задаёт мне подобные вопросы? Зачем лезет в душу? Мне и без того плохо.
— Можешь не отвечать, — пожимает плечами, но всё же обижается и отворачивается к окну.
До самой больницы не произносит ни звука, но потом, к моему облегчению, первой нарушает тишину.
— Я когда-то вышла замуж вот так же как и ты, по большой дружбе.
Резко поворачиваю голову в её сторону. Чего? Это что еще значит?
— Мы с Беном дружили на протяжении нескольких лет.
— Но ты говорила, что любила его! — нападаю я, вспоминая те обрывки задушевных бесед, которые имели место быть до того, как в нашей жизни появился мой отчим Дэвид.
— Любила, — соглашается она. — Но это совсем не то чувство, Дженнифер. Ты ведь понимаешь, о чём я, да?
В её голосе столько грусти, что мне становится не по себе.
— Нет, не понимаю, у нас с Исайей всё хорошо.
Она кивает, но как-то криво улыбается.
— Бен был влюблён в меня ещё со школы, а я на него смотрела только как на лучшего друга. Даже после того, как мы переспали на выпускной.
У меня глаза на лоб лезут от её откровений. Ситуация знакома до жути. Правда мы с Ричи той ночью черту так и не переступили…
— Мне всегда нравились эдакие плохие парни, — выдаёт Эмили, пока я сижу в полном шоке. — Байкеры и всякие отморозки. В старшей школе я тащилась от одноклассника-бейсболиста. Но спустя какое-то время поняла, что не хочу быть той, кто станет терпеть рукоприкладство.
— Он тебя бил? — ошарашено спрашиваю я.
— Ну, скажем так, у него было странное пристрастие демонстрировать свою силу на женщинах. Бен был против наших отношений, и мне стоило бы прислушаться к его советам. Но какое уж там! Я считала, что моему лучшему другу автоматически не нравится любой парень, нарисовавшийся рядом.
Я качаю головой и смотрю на неё с интересом. Сколько всего я не знаю о ней… На тот момент я даже не представляла, как много…
— А потом я встретила Троя. И он так отличался от других! Он был для меня особенным. С тяжёлым характером, но настолько моим по всем параметрам…
— Это ещё кто? — хмуро любопытствую я. Потому что она никогда не рассказывала об этом человеке.
Повисает нехорошая пауза. А потом как гром среди ясного неба…
— Отец твой, — глядя в лобовое стекло, произносит она.
Что?
— Не поняла…
Я даже голос свой не узнаю. Настолько он сел.
Эмили поворачивается ко мне, и в её глазах стоят слёзы. А у меня сразу возникает ощущение будто нож в сердце воткнули.
Молча смотрим друг на друга, и чем дольше в салоне «звучит» давящая на перепонки тишина, тем страшнее мне становится. Потому что в голове не укладывается…
— Прости, Дженнифер, я… не могла рассказать тебе об этом, — закусывая губу и глотая слёзы, извиняется она. — Но однажды всё равно пришлось бы, верно?
Я открываю рот, но затем закрываю его. Сказать, что её слова выбили меня из колеи — это ничего не сказать…
— Наш с Троем роман был очень коротким, — вытирая лицо салфетками, делится она. — Нищая девчонка и сын богатых родителей. Мне не стоило даже соваться в это… но знаешь, иногда так тяжело игнорировать собственное сердце…
Я невидящим взглядом прожигаю профиль матери и поверить не могу в то, что она лгала мне столько лет.
— Любила его как безумная. Жила одним днём, жадно хватая счастье. Знала, что оно будет недолгим.
Я смотрю на то, как она задумчиво прикусывает локон своих волос.
— Его мать пришла к моей. Бросила в лицо деньги и велела оставить сына в покое. Сказала, что он женится на Елене.
Взгляд у Эмили делается совершенно стеклянным. Я не знаю, кто такая Елена и знать не хочу, если честно. Мне дурно, не могу больше слушать это. Воздуха становится катастрофически мало, и я открываю дверь.
