Я покрутил в руках выбранную дубину, отметив на ней целый ряд сколов и царапин. Вот уж действительно — повидавшая виды… Представив ее металлической, нарисовал себе картинку, как размахиваюсь своим пока что импровизированным оружием и опускаю его на голову оскалившегося хутхэна… И ничего не произошло. В чем дело? Почему во время облавы на проникшего в этот мир хутхэна у меня все получилось, а сейчас нет? И там, и здесь я использовал, как выяснилось, проверенные и напитанные энергией преобразования макеты. В чем разница? Я прикрыл глаза, стараясь как можно спокойнее вспомнить все детали. Я хватаю макет бердыша, он железный, как дубинка… Есть! Кажется, вот оно — бердыш изначально и должен быть железным, вот у меня все на автомате и представилось как надо. А тут немного другое оружие — в привычном виде оно из дерева, я же тут соригинальничал. Вот и не учел это во время попытки преобразования.
— Еще раз, — тихо сказал режиссер, явно имея в виду меня. — Не торопитесь и продумайте все хорошенько.
Не открывая глаз, я вообразил, как металл холодит кожу рук, как пальцы гладят шершавую поверхность, а вес моего оружия такой, что мне приходится напрягаться, удерживая его в боевом положении… Есть! Дубинка дернулась и тут же потяжелела, оттянув руку. И очень сильно! Я предполагал, что будет тяжело, но все–таки не настолько… От неожиданности я чуть не выронил свое оружие, но быстро опомнился и ухватился обеими руками. Попробовал помахать дубинкой — кажется в ней килограммов десять. Сбивает, когда неожиданно этот вес падает тебе в руку, но если знать, чего ожидать, то с ней вполне можно работать. Посмотрев внимательно на зажатое в руках оружие, я усмехнулся — вся боевая поверхность была гладкая как коленка. Эх, а как было бы круто создать шипастую дубину вроде моргенштерна. Но здесь, судя по всему, срабатывает одно из ограничений — шипы идут как отдельные элементы. Зато создал я свое оружие почти мгновенно. Правда, не стоило забывать, что это уже годами отработанные и напитанные силой макеты. С новой «болванкой» у меня бы так быстро точно не вышло. Сколько там получается? С моей маской всего пять квадратных сантиметров в секунду? Навскидку секунд десять–пятнадцать пришлось бы потратить.
— Молодцы, — режиссер хлопнул в ладоши и затем жестом заставил нас положить оружие на место. — Напоминаю, чтобы отменить преобразование, представьте, будто у вас в руках обычные куски железа и древесины. Сделайте это сейчас, чтобы восстановить хоть немного энергии перед следующим преобразованием. И привыкайте копить силу своей маски, когда это только возможно. Поверьте, это крайне хорошая привычка.
Перед тем как вернуть своему недоделанному «моргенштерну» простую форму, я покрутил его в руке, представляя, как крушу черепа хутхэнов, и задумался. А смогу ли я лишить жизни другое существо, пусть страшное на вид, но наделенное разумом? Справлюсь ли с жалостью, с милосердием? А со страхом? С инстинктом самосохранения, с острым желанием выжить любой ценой? И сумею ли, наконец, сделать выбор, стать жертвой или убийцей? Вот сейчас уже даже не знаю… В детстве мы постоянно расквашивали себе носы, дерясь с пацанами из соседнего двора или из нашего же, но из другой компании. Разбитая губа, фингал под глазом — всех этих атрибутов постсоветского детства хватало в избытке. И ведь не было страшно, напротив, была какая–то безбашенная удаль. В первой драке ты понимаешь, что не стеклянный, что все зарастет, пройдет. Начинаешь биться бесстрашно, со всей дури. А вот потом… Помню, это было в старшей школе. Я тогда начал «гулять» с Олей Березиной, симпатичной девчонкой из параллельного класса. Это не понравилось учащимся с нею парням, и они подкараулили нас вечером на набережной. Били жестоко, как могут бить подростки, опьяненные кровью и безнаказанностью. Вчетвером, на глазах плачущей девочки. Я пытался сопротивляться, но противник превосходил числом. Проучили меня, как они это называли, так, что у меня несколько дней болело все тело. Но главное — я понял, что даже проигрывать можно с честью… Меня били, а я снова вставал и молча пер на обидчиков. Да, было больно, но не смертельно. И я в итоге взял своих врагов настырностью — победить не победил, но заставил их плюнуть и отстать от меня.
— Чего застыл? — я почувствовал резкий тычок локтем в ребра и отогнал прочь тяжелые мысли. И у кого, интересно, такая дурацкая привычка привлекать внимание?
Глава 17. Бей хутхэнов!
Я резко обернулся в ту сторону, откуда прилетел удар. Рядом стоял улыбающийся Денис, который и стукнул меня, возвращая к реальности. Он кивком указал на всех остальных, которые вновь сгрудились вокруг Артемия Викторовича. Ладно, с воспитанием нашего новичка разберемся позже…
— Что ж, как видите, преобразование во многом зависит от нашей уверенности и от того, насколько мы сосредоточены, даже если макеты испытаны и проверены в деле бесчисленное число раз, — рассказывал режиссер. Кажется, он имел в виду меня и мою неудавшуюся первую попытку. — Не забывайте об этих моментах, и они не раз еще спасут вам жизнь на той стороне, ведь даже одна секунда порой может решить все. А теперь отложите свое оружие, давайте немного отвлечемся и разомнемся… Вы знаете о том, что маски усиливают наши тела и ускоряют процесс излечения. Но если вы будете рассчитывать только на дополнительные эффекты, уверяю вас, долго вы не протянете. Физическая подготовка у каждого должна быть на уровне! Максимум через месяц вы должны будете легко пробегать десять километров с полной выкладкой и без устали махать мечом не менее часа. И тогда мы с вами сможем выбираться в наиболее опасные, но при этом более жирные в плане добычи места. Все сюда!
Он пригласил нас в центр зала, на возвышение, копирующее антисцену. Почему–то я только сейчас обратил внимание на огромные люстры, висящие под потолком. Они были явно сделаны еще в те времена, когда помещения освещались свечами или в лучшем случае керосинками. Но теперь эти люстры сияли десятками лампочек накаливания, желтый свет которых придавал интерьеру зала и нашим лицам какое–то спокойное тепло. И его, что самое характерное, вполне хватало, чтобы не всматриваться в детали — все было прекрасно видно.
— Побежали за мной! — крикнул режиссер и потрусил по кругу, двигаясь легко и спокойно в пику своей комплекции.
Первым отозвался Денис, пристроившийся за спиной Артемия Викторовича, затем в небольшую цепочку вклинилась Элечка, за ней Костик и я. Режиссер, не останавливая бег, начал показывать нам упражнения — руки в стороны, руки вверх, выброс коленей… Вспомнились уроки физкультуры и такой же бег по спортзалу за Борисом Ивановичем. Забавно, но в нашей школе было три физрука, и я думал, что они дед, отец и сын. Потому что второго звали Владимир Борисович, а третьего — Игорь Владимирович. Потом оказалось, что это просто совпадение.
На пятом или шестом круге меня бросило в пот, и я пожалел, что уже пару лет манкировал походом в тренажерный зал. Все–таки в тридцатник думать, что ты по–прежнему свежий мандарин, довольно самоуверенно. Если не сказать наивно.
— Стоп! — скомандовал Артемий Викторович, и я тайком облегченно вздохнул.
Но не тут–то было! Режиссер жестом приказал нам построиться в линию, и разминка продолжилась. Снова взмахи руками, приседания, затем и вовсе мы легли на пол и принялись отрабатывать растяжку… Для человека подготовленного все эти упражнения были проще пареной репы на раблезианском пиру — вон как та же Элечка изгибается, аж зависть берет. А вот мне с моим довольно ленивым образом жизни было, мягко говоря, нелегко. В общем, спустя полчаса экзекуций я растянулся на полу и прикрыл глаза. Но что самое интересное — при этом же мне заметно полегчало. Нет, все–таки надо возвращаться в спортзал. Вот сейчас побегал и потянулся, пусть и со скрипом, зато дышать легче и голова перестала болеть. А я ведь уже чуть ли не привык считать эту легкую ломоту в висках частью себя.
