— Сколько? — хмуро спросил Серый, возвращая наряд на место.
— Две тыщи! Понял?
— Мало, — привычно сказал Серый, хотя цена была хороша. — Работы дофига.
— А-а-тставить! — Афганец сел, нашаривая ногами калоши. — Ты чё, боец, припух? Хочешь грести деньги лопатой — бросай лопату, понял? Бего-ом! Бегом, я сказал!
Серый повернулся и вышел. Он знал — ругаться, доказывать, спорить, торговаться бесполезно.
* * *
— Земля — она разная. Не просто грунт, порода, четыре кубометра — и все. Нет, молодые люди, все гораздо сложнее. Земля — это плоть Земли, если можно так выразиться, простите за тавтологию. Кожа, мышцы, сухожилия, жилы всевозможные, вены. Кости, кровь, лимфа, внутренние органы — все тут есть. Поэтому настоящий копарь — он вроде патологоанатома. Вскрывает, препарирует, извлекает… Да, ребятушки, да. И земля требует уважения как покойник. Любовь к отеческим гробам — это наше всё. Потому, когда на копку идёшь, и инструмент в порядке должен быть, и голова, и мозги в ней. Ну, и работать нужно культурно, без надрыва. На два штыка втыкать — это не наш метод. «Лучше меньше, да лучше», — кто сказал? Не знаете? Эх, ребятушки, что ж вы такие… ничего-то вы не знаете, ничего не…
Челло глубоко затянулся, задержал в себе колючий сизый дым, блаженно закрыл глаза, но тут же заперхал, выталкивая из синюшного кольца губ мутные дымные кляксы. Курил он обычно дерьмовые сигареты без фильтра, но делал это так, как будто у него в дрожащих пальцах был косяк с «рабочей» травой.
Челло, как он сам про себя рассказывал — из олдовых хипарей крутого питерского замеса. Ходил когда-то на рыбацком сейнере, отстал по-пьяни в голландском порту от своей посудины, забичевал и всю Европу «стопом» проехал, чтобы вернуться в Союз. У Челло жёлтые глаза, а в ксивнике на шее хранятся шесть человеческих зубов и высушенный человеческий же палец. Челло говорит, что это его. Зубы ему выбили немецкие полицейские в Нюрнберге — «мстили за Сталинград», а палец откусил сумасшедший приходяга на хипповской «блат-хате» в Челябе.
— Omnia mea mecum porto
[4], — заканчивая рассказ о себе, неизменно смеётся пустым ртом Челло, машет четырехпалой рукой и, завывая, плюётся словами:
— Все своё ношу с собой: этажи в пружинных сетках,
Вечное отчаянье, ежедневное житье.
Только тень в стране теней все яснее и плотней,
И сгущается над нею прежний иней новых дней
[5].
Челло он не потом что «чел», ну, «человек», а потому что у него на шее под серой бородой татуировка «chello». Челло говорит, что по-испански это означает «белокурый». При этом оттенок вечно всклокоченных волос и бороды Челло вовсе не блондинистый. Он ближе всего к цвету мартовского оттепельного снега.
Челло любит латинские выражения, которых знает бесчисленное количество, он не дурак выпить, потрендеть, но вообще странный и Серому иногда кажется, что Челло все время играет роль, как в кино.
…Поднялся ветер. Зашелестели остатками листвы деревья за линией ЛЭП, потом к их шуму присоединилось басовитое гудение проводов. Распятые скелеты гигантских боевых человекоподобных роботов держали в обрубленных руках гирлянды изоляторов и потряхивали ими, как цыганки — монисто.
Серый вышел из будки, увидел друзей. Малой заметил его первым, улыбнулся.
— О, наш шеф, — сообщил он остальным. — Пахать будем.
Челло медленно и обстоятельно затушил сигарету черными пальцами, спрятал чинарик за отворот выцветшего джинсового кепи.
— У забора, — сказал Серый, подойдя ближе. — Большая, два на два. К вечеру надо сделать. Афганец платит по пятихатке.
— У, круто! — восторженно воскликнул Малой, поднимаясь. На его серых штанах виднелись жирные пятна, похожие на камуфляжные — вчера Малой сел на недоеденный Серым хлеб, политый подсолнечным маслом, за что получил по толстой красной шее. — А чё за собака? Чья?
— Не знаю, — Серый пожал плечами. — Да и какая на хрен разница? Пошли.
— «Нет стариннее дворян, чем садовники, землекопы и могильщики; они продолжают ремесло Адама»
[6], — сказал Челло, медленно, в несколько приёмов, выпрямляя длинное туловище.
— А он был дворянин? — удивился Малой.
Челло довольно захихикал, затряс похожей на стекловату бородой и ответил непонятно:
— Он первый из всех ходил вооружённый.
Третий приятель Серого, Индус, монументально повернул голову и его тяжёлый взгляд упёрся в Челло. Несколько мгновений Индус размышлял, стоит ли, потом все же вступил в разговор.
— Ну-у… у него не было оружия, — прогудел он.
Челло откровенно обрадовался, едва не подпрыгнул. Начинался спектакль. Серый скривился. Челло вкрадчиво спросил у Индуса:
— «Да ты кто? Язычник, что ли? Как ты понимаешь писание? В писании сказано: «Адам копал»; как бы он копал, ничем для этого не вооружась»?
[7]
Индус засопел. Он уже понял, что Челло опять его развёл со своими цитатами из никому, в чем Индус был уверен, неизвестных книг, но, как обычно, не понял, в чем прикол. В другой раз тяжёлый, словно бы покрытый коркой глины, кулак Индуса уже врезался бы в бороду Челло, но сегодня Индус маялся с тяжкого похмелья и ему было банально лень «ставить этого чмыря на место».
— Козел! — бросил Индус.
Челло досадливо крякнул и тоскливо пробормотал, ловя «волну»:
— «Не ломай себе над этим мозги, дружок; потому что глупый осел от колотушек скорей не пойдёт, а ежели тебе в другой раз зададут такой вопрос, скажи: «могильщик»; дома, которые он строит, простоят до судного дня. Вот что, сходи-ка к Иогену, принеси мне скляницу водки…
[8]»
— А в ладошки тебе не посерить? — мрачно поинтересовался Индус. — Водки ему… В рог ща дам — и забалдеешь, чмо.
— Хорош, — остановил его Серый. Он не любил, когда Индус начинал «быковать». — Работать надо.
Серый работал на Ёриках не потому, что так надо или что он надеялся заработать тут много денег. Много заработать нельзя, это все знают, много можно только «сделать» или «хапнуть». Но как-то надо жить, чем-то заниматься. И потом — Клюква.
Девушка Серого, которая живёт на «Двенашке» с сыном Флинта.
Девушка — это деньги. Много. В Средневолжске, чтобы иметь девушку, нужно тысячу каждый день. Или две. А для такой, как Надюха-Клюква — и пяти будет мало. Правда, чтобы заработать пять тысяч в день, нужно выкопать десять таких могил, как предстоит сегодня.
