— Тачдаун, — засмеялся кто-то из «мальчиков».
— Сам ты даун, — сказал Серый. — Где тут у вас душ?
* * *
В белом спортивном костюме «Адидас» и белых кроссовках «Найк» Серый чувствовал себя как манекен из коммерческого магазина. Холодная вода, которую он специально пускал в душе, чтобы протрезветь, не столько отрезвила, сколько перенастроила опьянение Серого.
Теперь он был зол. И злость эта искала выхода.
Иннокентий, оказавшийся широким, темнолицым бурятом лет сорока, дождался Серого в комнате отдыха банного комплекса Флинта — назвать этот двухэтажный дворец просто баней язык не поворачивался — выдал одежду и проводил к дверям главного дома. В городе Иннокентия знали под странной кличкой Эндитакер.
— Шеф просил передать, — тихо сказал Иннокентий, открывая перед Серым дверь, — что вам нужно воздержаться от спиртного. У него к вам будет серьёзный разговор. Вам все понятно?
Серый ухмыльнулся.
— Ты прям как из кино, Эндитакер. Белый масса Флинт сказал…
— Сейчас и вы окажетесь в кино, — без эмоций произнёс Иннокентий и подтолкнул Серого к двери.
Он не соврал — внутри дом Флинта действительно напоминал декорации к фильму про жизнь на американском Юге до Гражданской войны, «Унесённые ветром» какие-нибудь. Или «Рабыню Изауру», хотя там уже не США, а Бразилия. И одновременно усадьбу помещика Троекурова из пушкинского «Дубровского».
Войдя в дом, Серый оказался в просторном холле, и остановился, оглядываясь. Лепнина, позолота, зеркала, хрустальные люстры. Мрамор, яшма, малахит. Белые диваны на гнутых ножках у стены. «Мебель из дворца», — вспомнил Серый строчку из «Двенадцати стульев» и засмеялся.
На его смех из боковой двери вышел мужик в чёрном костюме без лацканов.
— Сергей, прошу вас в гостиную, — чопорно сказал он и широко распахнул двери.
Там, за богато накрытым столом, Серый увидел с десяток человек и Флинта во главе. Никого из присутствующих Серый не знал — это не были «мальчики», нет, по об стороны от Флинта сидели и неспешно, с толком, выпивали и закусывали взрослые, солидные люди.
— А вот и наш гость, — поприветствовал Серого Флинт. — Серёжа, проходи, садись, угощайся. Геннадий, помоги.
Человек в костюме без лацканов усадил Серого, ловко развернул полотняную салфетку, перекинул через руку, быстро положил на тарелку салат, налил сок или морс, Серый не разобрал, и застыл рядом.
Серый ел, не разбирая, что. За салатом последовала подложенная услужливым Геннадием рыба, потом какие-то овощи…
«Почему нет Клюквы? — озираясь по сторонам, думал Серый. — Или она с Сынулей, как это сейчас называется, тусуется где-то в городе? Блин, надо выпить…»
Он потянулся к графину с чем-то явно алкогольным, но внимательный Геннадий изящным жестом переставил графин подальше и наклонился к Серому.
— Анатолий Петрович попросил вас не употреблять алкоголь до окончания ужина, Иннокентий должен был предупредить, — тихо, вежливо, но невероятно твёрдо прошептал Геннадий Серому в ухо.
— Козлы… — тоскливо пробормотал Серый и залпом выпил морс.
Его мутило. Начиналось «похмелье наяву», когда надо либо добавить, либо ложиться спать.
Ужин закончился с боем старинных напольных часов, словно бы перекочевавших в особняк Флинта из фильма «Кортик» — было девять. Серый с облегчением поднялся со своего места. Гости, степенно прощаясь с хозяином, шли к дверям. Вскоре в гостиной остались только Серый, Флинт, Геннадий и несколько горничных в белых фартучках — они убирали со стола.
Флинт, заложив руки в карманы домашнего пиджака, больше походившего на старомодный сюртук, подошёл к Серому, благожелательно улыбнулся.
— Поел? Отдохнул? Пришёл в себя?
— Типа того, — хмуро выдавил Серый.
— Пойдём-ка, милый друг Серёжа, в кабинет.
— Зачем?
— Ну… — Флинт замялся, лукаво улыбнулся. — Выкурим по сигаре. После ужина удивительно приятно бывает выкурить хорошую кубинскую коибу, знаешь ли… Заодно и побеседуем.
Серый пожал плечами: мол, если я откажусь, что это изменит? — и двинулся за Флинтом. Его не оставляло ощущение киношности происходящего. Как будто сейчас из-за занавески… или как они тут, в этом мире, называются? Портьеры? Так вот — как будто сейчас из-за портьеры выйдет всклокоченный режиссёр с матюгальником и рявкнет:
— Стоп! Снято!
Глава девятая
— А если я не соглашусь? — все с тем же хмурым выражением лица спросил Серый.
— Это было бы… неразумно, — Флинт выпустил клуб сигарного дыма и снова улыбнулся, но на этот раз в его улыбке проскользнуло что-то щучье.
Они сидели в кабинете, просторной комнате, стены которой покрывали панели тёмного дерева, потолок поддерживали толстые балки, а в выложенном диким камнем камине горел живой огонь. Ещё тут было много книг в старинных высоких шкафах, глобус величиной с холодильник, и огромный стол, украшенный бронзовым письменным прибором, изображающим бой Руслана с головой брата Черномора.
Флинт, после того, как угостил Серого душистой сигарой и, проделав какие-то нелепые манипуляции с отрезанием кончика у своей, закурил, не стал церемониться. Он, что называется, взял быка за рога и предложил Серому купить у него Ёрики.
— Со всем содержимым, разумеется, — так он сказал, смакуя сигару.
— И сколько вы дадите? — спросил тогда Серый.
— Видишь, — вместо ответа Флинт обвёл рукой с сигарой кабинет, и Серый заметил у него на пальце перстень-печатку, явно золотой, массивный, с большим синим камнем. — Нравится?
— Угу, — кивнул Серый. Свою сигару он так и не раскурил, просто вертел в руках.
— У тебя может быть такой же дом… И даже лучше! Сейчас времена больших возможностей, Серёжа. Нужны только две вещи… Знаешь, какие?
— Какие?
Флинт положил недокуренную сигару в хрустальную пепельницу, встал, подошёл к Серому, наклонился и внимательно посмотрел ему в глаза.
— Фарт — это первое. И стартовый капитал — это второе.
Серый хотел что-то сказать, но Флинт не дал ему такой возможности.
— Ты — фартовый, — веско сказал он, и Серый не услышал в голосе Флинта даже отзвуков былого благодушия. — Ты не просто нашёл эту бронзу, ты ещё и сумел сохранить её за собой, приватизировав участок. И ты получишь стартовый капитал. Много денег, которые ты сможешь вложить в бизнес — я помогу, мы станем партнёрами. Соглашайся, такое предложение бывает раз в жизни. В твоей жизни — точно.
Блатное словечко «фарт» как-то странно выбивалось из всё той же киношной, ненастоящей лексики Флинта, но именно оно и было сказано от души, именно оно пробилось через все наслоения приторной вежливости и аккуратной куртуазности. Оно, как зонский нож-кнопарь, внезапно раскрывшийся в кармане дорогого костюма-троечки, пропороло материю беседы и высунуло острое лезвие, выкованное из клапанной стали.
