Так и вышло.
Едва он вошёл в распахнутые ворота, как хлопнули дверцы, и пара увесистых ребят в кожанках заступила дорогу. К удивлению Серого, это были не те «борзые» парнишки, что приходили к нему напомнить о долге.
«И у них тоже ротация», — подумал Серый. Это слово — «ротация» — он услышал по телевизору несколько дней назад. В Таджикистане шла война с душманами, прорывавшимися из Афгана, и русские солдаты на заставах меняли друг друга «по ротации».
Охранники подошли ближе и Серый опознал обоих — Чика с «Пятнашки» и Колян Гагин, носивший странное погоняло «Бидон». С ним Серый учился в младших классах и даже сидел за одной партой. В общем, нормальные, «свои» пацаны. Сразу стало как-то спокойнее, отлегло.
— Здорово, пацаны, — сказал Серый, останавливаясь.
— Привет, — Чика улыбнулся, сверкнув железным зубом. — Чё пришёл?
Серый не успел ответить — Бидон сделал шаг вперёд, чуть наклонился. Серому пришлось сдержать себя, чтобы не дёрнуться. Это разозлило, кулаки непроизвольно сжались.
— Серый, — тихо произнёс Бидон. — Канай же сказал, чтобы ты сюда не лез…
— Я деньги принёс, — перебил его Серый и подмигнул Чике. — Доложи, или как тут у вас?
— Ты базар фильтруй! — Чика нахмурился. — Это в столовке макароны докладывают…
— Харэ! — Бидон поднял руку. — Стойте тут. Я схожу.
Он повернулся и вразвалочку, «повесив» руки, двинулся к кирпичному зданию котельной.
— Скажи, — крикнул ему в спину Серый, — у меня грины только. Ну, доллары, — пояснил он Чике.
Бидон, не поворачиваясь, кивнул, скрылся за дверью.
— Понтуешься? — с пониманием хмыкнул Чика. — Чё, Флинт уже все бабки отвалил?
— А ты откуда про Флинта… — начал было Серый, но Чика засмеялся мелким, дребезжащим смехом, хлопнул Серого по плечу.
— Ты чё, братан, весь город в курсах! Сто двадцать тонн бронзы… Попёрло тебе, да? С братвой бы поделился…
Серый посмотрел в прозрачные, как небо, глаза Чики, и тихо спросил:
— А ты бы поделился? Только по-чесноку?
Чика, не переставая улыбаться, весело помотал головой.
— Я чё, дубанутый? Если бы мне стока обломилось… — Чика повернулся к котельной, глянул с опаской, словно оттуда его было слышно, но голос понижать не стал: — …я бы послал всё вот это в пень и свалил отсюда.
— Куда? — по инерции спросил Серый.
— В Америку.
— На хрена? Ты же языка не знаешь.
— Зато я тут всё знаю, — веско сказал Чика.
Хлопнула дверь, появился Бидон, махнул Серому — иди сюда.
И Серый пошёл…
Канай встретил его почти официально. Он сидел за столом, в рубашке и — у Серого глаза полезли на лоб — при галстуке. Малиновый пиджак висел на спинке свободного кресла, стоящего сбоку. Телевизор без звука показывал «Рэмбо. Последняя кровь».
И ещё: на «Курорте» сильно пахло травой. Эта мода — курить сушёную коноплю и всякие шишки-кропали — появилась в Средневолжске недавно, но все как-то резко начали смолить, словно бы без косяка невозможно было нормально провести вечер. И сразу в обиходе завелись наркоманские анекдоты, всякие шутки-прибаутки про обкуренного ёжика и лошадку, и почему-то Серому это не нравилось.
Это было… чужое.
— Здорово, братишка, — без улыбки сказал Канай.
Серый посмотрел на него, но увидел только медную маску. Сразу. И тут он понял — никакая это не маска. Маской было прежнее лицо Каная, живое, подвижное, расплывающееся в улыбочке, корчившее рожи. А вот сейчас он видел его настоящую морду — медную, неподвижную.
И дырки вместо глаз.
И хищника, следящего оттуда за жертвами, чтобы в нужный момент выкинуть суставчатую богомолью лапу и вцепиться в вожделенную добычу.
— Привет, — ответил Серый и почувствовал, что ему страшно. Канай не предложил сесть. Канай был чужой. Как трава, которую он недавно курил.
— Бидон сказал — ты бабки принёс, н-а…
Серый молча ждал. Канай откинулся на спинку кресла, покачался, разглядывая Серого.
— Ну, давай, чё, — наконец произнёс хозяин «Теплотрассы».
Все так же молча выложив деньги, Серый сказал:
— Тут по курсу доллары. Немного больше, но… ладно.
Он сразу пожалел, что произнёс последнюю фразу, и Канай молниеносно это почувствовал.
— Богатый стал, н-а? — он коротко, горлом, хохотнул. — Типа братишке грев подогнал? Как нищеброду?
Сердце гулко ударило Серому в уши. Ладони повлажнели. «Надо сваливать, — пронеслось в голове. — Сейчас он психанет…»
— Ссышь? — неожиданно миролюбиво спросил Канай и засмеялся точно таким же дребезжащим смехом, как до этого Чика. — Правильно, н-а. Флинта тут нет. А я есть. Не, Серёга, ты молодчик, что пришёл, н-а. И деньги отдал. Чёткий пацан, без базар. Но ты… сука, меня обидел. Ты понял, нет, н-а?!
Канай неожиданно резко вскочил, покачнулся, ухватился за край стола, стол с протяжным стоном поехал, но сразу же остановился.
Серый увидел, что Канай сильно пьяный — он еле стоял на ногах.
— Я пошёл, — сказал Серый и сделал шаг к двери.
— Стоять! Э, в натуре, братиш, ты чё, совсем припух?! — тонким голосом завопил Канай, и как на ходулях, раскачиваясь, пошёл к Серому, по пути опираясь на все, что попадалось на пути.
Повернувшись, Серый ждал — и дождался. Доковыляв до Серого, Канай вдруг, резко, без замаха, ударил его по лицу основанием ладони. С трудом устояв на ногах, Серый попятился, прижался спиной к стене.
— Чё, сука?! Травишь меня? — кричал Канай, размахивая руками. — Доллары принёс, н-а? Буратина гребучая!
Он ещё что-то кричал, заводя себя больше и больше, и тут в дверях появился кто-то — Серый не видел, кто, мешала открытая внутрь комнаты дверь — и сказал:
— Канай, там Шухера привезли. Он — всё. Отъехал.
Осёкшись на полуслове, Канай замер, часто замахал рукой — иди, мол, выдавил из себя:
— Я щас…
Послышались шаги — человек, рассказавший о смерти Шухера, ушёл.
— Серега, братишка… — пробормотал Канай, ухватил Серого за шею, дёрнул на себя, больно стукнув лбом о свой потный лоб. — Прости… И всё… Разбег, н-а. Понял? Я тебя не знаю. Ты меня… Шухера завалили… Черный у нас наркотой хотят торговать… Мля, такая жизнь, н-а…
Он отпустил Серого, сделал несколько шагов назад, сел на стол, пьяно засмеялся.
— Пока, — сказал Серый и пошёл к двери.
— Пошёл на хер! — прилетело ему в спину.
Глава десятая
Весь остаток дня они с Челло копали. Было холодно, но ясно. Солнце висело в пустом небе, как китайский фонарик, и светило в полную силу, но при этом, как это бывает только осенью, не грело и не слепило глаз.
