Потому-то Семён Иоаникиевич с опаскою задал свой вопрос Ермаку Тимофеевичу и с тревогой ожидал ответа.
— Одному надо ехать… — с тихим вздохом отвечал Ермак. — Куда же теперь брать Ксюшеньку!.. По весне уж за ней приеду… Надо будет отписать царю о присылке другого воеводы, да войско ещё, дабы не только удержать взятое, но взять ещё больше.
— Оно, конечно, по весне лучше, — облегчённо вздохнул Строганов, — а то теперь и дорога тяжела, метели да вьюги, где же ей, слабой женщине, вынести… Но с ней-то не сообразишь…
— Ничего, уговорю её, поймёт, что нельзя… В невестах без меня ждала и в жёнах несколько месяцев без меня побудет…
— Только ты и уговоришь. А то она убиваться начнёт, занеможет ещё…
— Уговорю, уговорю…
На том и решили к удовольствию Семёна Иоаникиевича, который тотчас же позвал племянников и сообщил радостное и для них решение.
— А я на днях в Москву челом бить царю-батюшке, о чём мы решили, — сказал старик Строганов.
— Это дело! — согласились с ним оба племянника.
Вернувшись в опочивальню к своей молодой жене, Ермак Тимофеевич застал её уже вставшей и одетой.
Она с такой нежностью обняла его и поцеловала, её прекрасное лицо выражало такое очарование и довольство, что у Ермака сжалось сердце при мысли, что ему через несколько дней придётся покинуть дом на несколько месяцев.
До позднего вечера он всё откладывал тяжёлую беседу со своей женой.
— Дорогая моя, ненаглядная, — наконец решился он, — я должен буду на днях уехать… ненадолго…
— Уехать?.. Куда? — с тревогой спросила молодая жёнушка.
— В Сибирь.
— Так мы едем вместе. Что же ты не сказал раньше?.. Надо велеть укладываться.
— Нет, моя дорогая жёнушка. Теперь тебе ехать невозможно.
— Невозможно? Почему?
— Успокойся, моя ненаглядная лапушка, — обнял жену Ермак Тимофеевич, — я расскажу тебе всё по порядку, и поймёшь ты, что мне одному надо ехать.
И Ермак поведал ей откровенно всё, что сообщил ему гонец, представил опасности как самой дороги, так и пребывания в Искоре…
— Но ведь ты же едешь? — спросила сквозь слёзы Ксения Яковлевна.
— Я — другое дело, я мужчина, со мной ничего не станется… А тебя поберечь должно…
— И для того покинуть, только что повенчавшись… Жена должна быть вместе с мужем, делить с ним труды и опасности, — горячо сказала молодая женщина. — Не пущу я тебя на верную смерть без меня…
— И что ты, что ты! — воскликнул Ермак Тимофеевич. — Да мимо меня идёт это слово…
Ксения Яковлевна сама перепугалась.
— Прости меня, это так у меня вырвалось… Возьми с собою или не езди и ты!..
— И того и другого нельзя, моя милая. Зимою такую дальнюю дорогу тебе не вынести, а там болезнь эта… Сам же я ехать должен, это государево дело, мне царём-батюшкой Сибирь поручена, и я блюсти её для него должен… До весны недалече, не заметишь, как придёт она, а я по весне за тобой приеду, и тогда мы никогда не расстанемся…
Ермак Тимофеевич нежно обнял жену, привлёк её к себе и горячо поцеловал.
— Милый, как мне страшно за тебя… — шепнула она.
Диву дались Строгановы, когда увидели на другой день Ксению Яковлевну, спокойно обсуждавшую поездку в Сибирь мужа.
И даже после отъезда, после отслуженного напутственного молебна, хотя молодая женщина и горько плакала и сенные девушки почти насильно оторвали её от Ермака Тимофеевича — так крепко обвила она руками его шею и замерла в слезах на его груди, — Ксения собрала всё своё мужество и вместе со всеми молча стояла у окна и глядела, как уезжал её муж во главе отряда.
Прибывшего гонца он не взял с собою, а отправил в Москву к царю Иоанну Васильевичу с известием о смерти князя Болховского и с просьбой прислать нового воеводу да ещё пятьсот стрельцов.
Отряд скрылся из глаз, и Ксения Яковлевна отправилась в свои горницы вместе с Домашей, которая, и выйдя замуж, не рассталась со своей госпожой, став старшею над сенными девушками.
С неизбежными трудностями преодолев зимний путь и особенно перевал через Каменный пояс, Ермак Тимофеевич прибыл наконец в Искор и нашёл положение дел в более худшем виде, нежели извещал о том гонец. Около половины стрельцов и казаков погибло от заразы и голода.
Приезд его, однако, вдохнул бодрость в оставшихся в живых его удалых сподвижников. Иван Кольцо встретил его радостно, они по-братски обнялись, после чего Ермак поздоровался с людьми и отправился вместе со своим другом в юрту Кучумову.
— Поздравить можно ли тебя с молодой княгинюшкою?.. — спросил Иван Кольцо.
— Да… Можно… Только оставил я её у дяди и братьев… нельзя было взять в дальнюю дорогу, да и здесь неладно бы было ей, пока не кончится зараза.
— Зараза-то ослабла, — заметил Иван Кольцо — и хлебушка мы теперь добыли, а всё же ты, Ермак Тимофеевич, дельно поступил, что один приехал, ненадёжно здесь ещё…
— У нас с тобой будет надёжно, — сказал Ермак, — только за дело надо опять приняться… А по весне за ней съезжу да привезу.
— Жаль, что не мог я порадоваться на ваше счастье.
— Недолго оно и было, — тяжело вздохнул Ермак Тимофеевич.
— Да приведёт ли ещё Бог порадоваться?
— Что ты? Вот весною…
— Доживу ли?.. Все мы под Богом ходим…
— Пустое ты баешь, Иван Иванович, жив будешь и здоров, не попустит Бог, чтобы я тебя лишился, — сказал растроганно Ермак.
Однако скоро Ермака настигло это несчастье — Бог не помог, и он лишился Ивана Кольца, видимо, предчувствовавшего свою гибель.
Мурза или князь Карача, оставив своего царя Кучума в невзгоде, имел на Таре многолюдный улус, лазутчиков в Искоре и единомышленников во всех соседних юртах. Он, видимо, хотел сделаться избавителем отечества и выжидал время, усыпляя бдительность русских наружной покорностью.
Вскоре по приезде Ермака Тимофеевича он прислал послов с дарами, прося защиты казаков от ногаев, будто бы угрожавших его улусу. Ермак поверил и послал к нему в помощь Ивана Кольца с сорока лучшими воинами.
Эта горсть отважных людей могла бы двумя или тремя залпами рассеять тысячи дикарей, но, влекомые судьбою на гибель казаки шли к мнимым друзьям без всякой опаски и мирно стали под ножи убийц.
Первый герой, друг и есаул Ермака и его воины, львы в сечах, пали, как агнцы, на пути в татарский улус. Только один спасшийся от предательской резни казак, явившись в Искор, сообщил о смерти славного есаула и его товарищей.
Как дикий зверь, заревел Ермак Тимофеевич, получив это ужасное известие и, тотчас собрав людей, поспешил с ними на место коварной засады, приготовленной мнимыми друзьями.
