Однако либретто «Эсмеральды», неведомо для Гюго, сослужило немалую службу в русской культуре. В 1837 году в Петербурге за сочинение музыки по нему, вдохновлённый успехом «Жизни за царя» своего учителя Михаила Глинки, принялся маленький человечек с писклявым голосом — Александр Даргомыжский. Через четыре года он закончил работу над оперой, но её постановка состоялась лишь через шесть лет, в 1847 году в Большом театре в Москве. Опера не принесла особенной славы Даргомыжскому, но, будучи его первым опытом в этом роде музыки, она стала отличной школой, без которой не состоялись бы ни «Русалка», ни «Каменный гость».
Главный же сценический успех ожидал «Собор Парижской Богоматери» в 1998 году, когда состоялась премьера одноимённого мюзикла в Париже, на слова уроженца Квебека Люка Пламонда и музыку итало-французского композитора Риккардо Коччанте. Песня из него «Belle» стала суперхитом и названа лучшим синглом за 50 лет. Мюзикл обошёл всю планету и в том числе в 2002 году был триумфально поставлен в Москве. «Собор» не менее десяти раз экранизировался, по нему ставились балеты.
Несмотря на свой успех как романиста, Виктор Гюго после выхода «Собора Парижской Богоматери» более тридцати лет не издавал романов. Он поступил очень мудро, не исписавшись и не повторившись. И это понимание, что не стоит продолжать удачно сделанное, было тоже частью его гения как автора.
Между постановкой «Эрнани» и написанием «Собора Парижской Богоматери» произошла Июльская революция, помешавшая, а с другой стороны, поспособствовавшая созданию романа, поскольку Гюго стал свидетелем крупного исторического события, и на народных сценах из «Собора» лежит явственный отпечаток произошедшего.
С августа 1829 года правительство возглавлял князь Жюль де Полиньяк. Он был известен как фанатичный приверженец династии Бурбонов и ярый католик. При Наполеоне он за свои убеждения и участие в заговоре провёл в тюрьме почти десять лет. Карл X, куда более консервативный, чем его покойный брат, целиком доверял Полиньяку, которого и поставил как своего единомышленника. Премьер быстро вошёл в противоречие с палатой, которую король по его совету распустил в мае 1830-го и назначил новые выборы.
Однако избранный состав депутатов оказался ещё более оппозиционным. Король стоял перед выбором — либо подчиниться воле избирателей и стать де-факто главой парламентской монархии, при которой основная власть была бы у правительства, назначаемого по итогам выборов, или сопротивляться. Он выбрал второе — 26 июля были опубликованы ордонансы, согласно которым назначались новые выборы, по правилам, благоприятным для сторонников Бурбонов, ужесточались законы о прессе и проводился ряд других мер, направленных на укрепление власти короля.
В редакции либеральной газеты «Конститюсьонель» собрались противники правительства, которые написали протест против его действий и призвали народ к неповиновению незаконным указам. 27 июля стали строиться первые баррикады и происходить стычки восставших с армией. Основную часть повстанцев составляли студенты, рабочие-печатники, которые опасались, что закрытие газет лишит их работы, ремесленники, мелкие буржуа — члены распущенной к тому времени Национальной гвардии, сохранившие при себе оружие. В «Три славных дня» — официальное название Июльской революции во Франции — Париж оказался в руках повстанцев. Карл X бежал, и его преемником, уже как «король французов», был провозглашён Луи Филипп, представитель боковой ветви Бурбонов, известный своими либеральными симпатиями. Наступила эпоха Июльской монархии.
ПЭР ИЮЛЬСКОЙ МОНАРХИИ
Виктор Гюго писал: «89-й год рождён чудовищем, 1830-й — карликом». Он имел в виду то, что изменения в результате революции оказались косметическими. Число избирателей возросло вдвое, но по-прежнему депутатов нижней палаты (верхняя, где заседали пэры, назначалась королём и уже не была наследственной) избирали только состоятельные граждане (те, кто платил не менее 200 франков прямых налогов). Полномочия правительства расширились, и оно должно было опираться на поддержку в парламенте. Газеты могли закрываться только по решению суда присяжных.
При Июльской монархии Гюго предстояло прожить 18 лет — с 1830 по 1848 год. В Луи Филиппе многие революционеры «Трёх славных дней» вскоре разочаровались. Они хотели республики, более социальной политики, которая бы учитывала интересы низов. В итоге его правление было наполнено бунтами, заговорами и покушениями на жизнь монарха.
В памяти потомков остались карикатуры Шарля Филипона, изображавшие грушу, в которую легко трансформировалось лицо Луи Филиппа, «короля-буржуа», а также Домье, изображавшего короля в виде ненасытного Гаргантюа. Его же литография «Улица Транснонен» — сцены убийств мирных жителей после подавления очередного восстания — также является своеобразной визитной карточкой Июльской монархии. И Карл Маркс, и многие другие изображали тогдашний режим во Франции как оргию самых низменных накопительских страстей. Гобсек и прочие отрицательные герои Бальзака символизировали правящую буржуазию.
Но на самом деле особого разгула корыстных страстей не было. Франция стремительно развивалась, король проводил весьма умеренную и осторожную политику как внутри страны, так и вовне. Пресловутая буржуазия отличалась скорее пуританскими привычками. Луи Филиппу не повезло с современниками, когда одни хотели большего прогресса, а другие — легитимисты — возвращения старой династии и все вместе были недовольны нынешними порядками. Виктор Гюго даст в «Отверженных» и «Виденном» блистательный портрет короля, которого ему доведётся довольно близко узнать в последние годы его правления. Но пока от политики и двора он был далёк.
После ошеломительных успехов своих драмы и романа Виктор Гюго почувствовал, что ему необходимо напомнить читателю о себе и как о поэте. Всё-таки он и видел себя в первую очередь именно таковым. Проза и пьесы служили скорее инструментом для выражения каких-то идей, но полностью раскрывался Гюго именно в стихах. Сборник «Осенние листья», вышедший в ноябре 1831 года, напомнил Франции не просто о том, что его автор — один из лучших поэтов страны, но поставил Гюго впереди них. Если «Оды и баллады» и «Восточные мотивы» ещё грешили чистой виртуозностью, тем, что сегодня бы назвали формализмом, то «Осенние листья» представили публике лирического поэта, который оставил позади и Ламартина, и де Виньи.
Сборник состоял из сорока стихотворений. Их основная тема — тихие семейные радости, созерцание природы, порождаемые этим философские размышления. Гюго проявил себя как поэт домашнего очага, но не уходящий сугубо в интимную лирику повседневного быта, а задающийся вопросами и проблемами современной жизни, рассуждающий о нищете и милосердии. Гюго упоминает современные ему всполохи политической борьбы по всей Европе — от Ирландии и Португалии до Польши и Германии, сочувствуя угнетаемым, показывая, что ему не чужды злободневные события.
Само название заставляет думать о поре увядания, прощания, окрашено в минорные тона. Как всегда, у Гюго присутствует контраст — рядом со счастьем отцовства — тяжёлые раздумья. Он писал:
Я забываю тогда любовь, семью, детей,
И нежные песни, и безмятежный досуг,
И добавляю к своей лире бронзовую струну!
«Друзья, последнее слово...»
С «Осенних листьев» начался отсчёт Гюго — зрелого лирика. Для творческой биографии поэта сборник был не менее важен, чем «Эрнани» или «Собор Парижской Богоматери». Тогда, в 1831 году, он мог быть доволен собой, им был нанесён тройной удар — в драме, прозе и поэзии. «Эрнани», «Собор», «Осенние листья» стали мощными доказательствами, что в современной Франции появился писатель, открывающий новые горизонты.
