С именем Наполеона III связаны крупные достижения Франции как в экономике, так и во внешней политике. Если при Реставрации и Июльской монархии страна была младшим партнёром Англии, то теперь она выступала как равноправная сторона. С Британией был заключён договор о свободной торговле, давший толчок экономическому росту. В союзе с Лондоном Париж победил Россию в Крымской войне, тем самым Наполеон III отомстил за поражение дяди в 1812 году. Проведение в Париже конгресса в 1856-м, на котором был подписан мир с Россией, означало возвращение Франции статуса великой державы.
Наполеон III в 1859 году разбил австрийцев при Сольферино, открыв путь к объединению Италии. За это Франция получила от Королевства Сардиния Верхнюю Савойю и Ниццу. При нём расширилась колониальная империя — в Африке (Сенегал, Джибути), Азии (Кохинхина) и Океании (Новая Каледония). Французские войска действовали по всему миру — от Мексики до Китая. На французские деньги и под руководством французских инженеров был построен Суэцкий канал.
Годы Второй империи ознаменовались быстрым экономическим ростом, воплощением которого стала радикальная перестройка Парижа под руководством префекта Сены — барона Жоржа Эжена Османа. Открылись первые большие магазины — «Бон марше», «Самаритянка» и др. Протяжённость железных дорог увеличилась в 4,5 раза. В 1855 и 1867 годах в Париже были проведены всемирные выставки, ознаменовавшие расцвет науки, промышленности и культуры Франции.
Именно при Наполеоне III, пусть даже не по его желанию, литература и искусство вступили в новую стадию развития, служа образцом для подражания всему миру. Флобер и Бодлер, Мане и Оффенбах открывали новые пути. Режим не являлся репрессивным по современным меркам, фрондирование было безопасно, и те же Флобер и Бодлер отделались лёгким испугом, несмотря на судебные преследования. И Сент-Бёв, и Мериме стали при империи сенаторами и были осыпаны наградами и почётными званиями. Дюма довольно скоро вернулся из изгнания, а тот же Флобер был близким другом принцессы Матильды Бонапарт, двоюродной сестры императора и некогда его невесты.
К концу своего правления Наполеон III в своей внутренней политике перешёл к тому, что получило название «либеральная империя», расширил права парламента, и вчерашний оппозиционер Эмиль Оливье возглавил правительство. Если бы не Франко-прусская война, которой режим отнюдь не желал, но к которой подталкивали оппозиционеры, император вошёл бы в историю своей страны как один из величайших её правителей. Сегодня трудами французских историков произошла реабилитация Наполеона III, и они смотрят теперь на него куда снисходительнее и объективнее, чем ещё полвека назад. Но это не означает изменения отношения к Гюго, чья борьба за идеалы демократии и гуманизма (а находясь на Гернси, он защищал и Джона Брауна в Америке, приговорённого к повешению, и поддерживал восставших критян, и поляков, и мексиканцев, и кубинцев) не перестаёт быть менее значимой. Смерть всех примирила и воздала по заслугам.
Гюго упорствовал в своём отрицании Наполеона III. И у него была своя правда, правда политического изгнанника, принципиально не идущего на компромиссы во имя раз и навсегда обозначенных идеалов. Согласись он с амнистией, вернись Гюго в Париж — он многое бы потерял. А так образ борца с архизлодеем-императором помогал ему создавать и легенду о себе и придавал силы в жизни и творчестве. В чём-то его можно сравнить с Александром Солженицыным, чья жизнь и образ были бы куда беднее, останься он только писателем, не будь в его биографии изгнания. Людей слабых эмиграция подавляла, как писал французский писатель Поль Моран, вынужденный уехать с родины: «Изгнание — тяжкий сон, похожий на смерть». Но для сильных духом это испытание становилось горнилом, выковавшим шедевры.
ИЗГНАНИЕ
По европейским меркам Брюссель был небольшим, но всё-таки столичным городом, преимущественно франкоязычным. Так что нельзя сказать, что Гюго из парижской суеты попал в провинциальную скуку. Он активно общался с товарищами по несчастью, среди которых был и Александр Дюма, эмигрировавший не столько по политическим, сколько по финансовым причинам, сильно задолжав своим кредиторам.
Пребывание Гюго в Брюсселе надолго не затянулось. Накануне выхода памфлета власти Бельгии старались побыстрее избавиться от беспокойного политического эмигранта. Поэту пришлось задуматься: куда отправиться? Перебрав различные варианты, он остановился на Нормандских островах. Тому было несколько причин. Во-первых, они находились под юрисдикцией Великобритании, традиционно служившей всеевропейским пристанищем политических изгнанников, где проживали Герцен, Маркс, Мадзини. При этом они являлись коронными владениями (два основных острова — Джерси и Гернси представляли собой независимые друг от друга политические единицы) Лондона, то есть не вполне британской территорией, а чем-то вроде протектората со своими законами, судами и даже валютой. Такой статус давал эмигрантам двойную защиту. Во-вторых, они располагались вблизи французского берега, напротив Нормандии, что давало возможность поддерживать оперативную и тайную связь с покинутой родиной. В-третьих, острова к тому времени стали туристическими местами,
с ними было налажено регулярное сообщение, что давало возможность не чувствовать себя изолированными от европейской жизни и рассчитывать на сравнительно комфортабельные условия жизни с приличным обслуживанием. В-четвёртых, немаловажным обстоятельством было то, что, будучи исторически французской территорией, острова, в особенности Джерси, сохраняли соответствующий колорит и местные жители говорили на своеобразном диалекте французского. Таким образом, Гюго и его семья могли чувствовать себя отчасти на родной земле. Кроме того, туда уже начали перебираться французские политэмигранты, так что одиночество поэту не грозило.
Гюго прожил 18 лет (с 1852 по 1870 год) на краю Европы, на маленьких островах-курортах, но технический прогресс не обходил его стороной, ибо архипелаг принадлежал самой прогрессивной и развитой стране того времени. Главные острова — Джерси и Гернси имеют размеры приблизительно пятнадцать на шесть километров, невысокие, плоские, покрытые лугами, с крутыми прибрежными скалами. Парижанин Гюго стал отныне жителем тихого уютного уголка и мог ощущать себя кем-то вроде пастуха из своего любимого Вергилия, но живущим у моря. Население преимущественно занималось рыболовством и скотоводством. Знаменитая порода молочных коров, джерсейская, была выведена именно здесь. Не менее знаменитая трикотажная ткань — «джерси» названа так, поскольку изготовлялась здесь из местной шерсти.
Прежде чем отправиться со всей семьёй (к тому времени к Гюго присоединились его сыновья, выпущенные из тюрьмы), поэт приказал распродать всю обстановку своей парижской квартиры, отныне им ненужной. С молотка пошли и мебель, и антиквариат, правда, много аукцион не дал, но привлёк внимание парижской публики, пришедшей поглазеть на личные вещи знаменитого теперь уже изгнанника и выразить сочувствие его положению.
1 августа 1852 года, пробыв в Бельгии восемь с половиной месяцев, Гюго покинул порт Антверпена, отправившись в Лондон. Впервые его нога ступила на землю Альбиона. Пробыв немного в столице Англии, поэт отправился в порт Саутгемптон, где сел 4 августа на пароход и на следующий день сошёл в Сент-Хелиере, главном городке Джерси (жена с частью домашних уже ждала его там). Несколько позже прибыла и Жюльетта Друэ, которая все годы изгнания сопровождала своего любимого, но из осторожности всегда селилась поодаль. Жители островов были не лишены изрядной доли ханжества, и скандал на почве личной жизни (по типу того, что встретил в США Максима Горького, прибывшего туда с гражданской женой) Гюго был совсем не нужен. Начался новый, восемнадцатилетний отрезок его жизни.
