Достаточно сказать, что он продолжал живо выступать в защиту приговорённых к смертной казни, в том числе в России в 1882 году (через год после Льва Толстого), и протестовал (успешно, к сожалению) против предполагаемой выдачи царскому правительству нигилиста Льва Гартмана, замешанного в покушении на цареубийство в 1880-м. Помимо России, он защищал и Араби-пашу в Египте от повешения его англичанами, одного студента в Австро-Венгрии, ирландского революционера О’Доннела. В 1880 году Гюго добился — вместе с Клемансо — всеобщей амнистии и в самой Франции, коснувшейся прежде всего участников Парижской коммуны. Писал он порой и стихи, например, монорим 1884 года — «Печальный, глухой, старый, молчаливый, / Закрой свои глаза, открытые небесам». Он действительно был в старости несколько глуховат и не так подвижен, как ранее, но это обычные признаки возраста, никакого особенного ухудшения самочувствия не наблюдалось. Вплоть до последнего месяца жизни он регулярно навещал публичные дома, и не просто заходил в них, но и исполнял всё в них полагающееся, чтобы вечером, вздохнув, пожаловаться друзьям, что в его возрасте становится чрезвычайно трудно заниматься любовью три раза кряду.
Весной 1885 года Виктор Гюго простудился и заболел воспалением лёгких. Теперь уже его старческий организм не мог справиться с инфекцией. Несколько дней длилась агония, во время которой он в полубреду ещё сочинял стихи, точнее, их обрывки, которые находившиеся у его постели близкие запомнили наизусть. 22 мая он скончался — и Франция, до того жадно ловившая новости о его недуге, погрузилась в траур, равно которому она не знала. Своей кончиной Гюго организовал самое величайшее действо из всех им задуманных и исполненных. Пол Джонсон отмечал, что как для американцев точкой отсчёта стало убийство Джона Кеннеди и они много лет спустя вспоминали — кто где находился в момент объявления о покушении на него, так и для французов, живших в 1885 году, на всю жизнь главным событием стали похороны Виктора Гюго, благо в них приняло участие два миллиона человек — почти как всё население Парижа в то время.
Траурная церемония прошла 1 июня на государственные средства. В похоронах причудливо сочетались помпезность и пышность со скромностью, которую поэт требовал в своём завещании — отвезти его на кладбище на катафалке для бедняков. Несколько лет спустя того же, погребения по самому низшему разряду, потребует для себя и Толстой, однако под влиянием Николая Лескова, а не Гюго. Впрочем, вместо кладбища останки упокоились в Пантеоне, который по такому случаю Национальное собрание вновь сделало усыпальницей великих людей. Основные прощальные мероприятия состоялись днём ранее на площади Звёзды под Триумфальной аркой, где был установлен гроб с телом Гюго.
В том же 1885 году во Франции родились два замечательных литератора — Андре Моруа, написавший, пожалуй, лучшую биографию Гюго, и нобелевский лауреат Франсуа Мориак. Подростками были Марсель Пруст, Поль Валери и Поль Клодель, которым предстояло стать самыми крупнейшими французскими литераторами первой половины XX века — в прозе, поэзии и драме. Первый, как и второй, высоко ценил Гюго как поэта, третий же, глубоко верующий католик, относился к нему неоднозначно. В России Лев Толстой уже пережил духовный кризис и являл собой бородатого старца. Таким же бородатым, но с юношеским лицом, был Антон Чехов, к тому времени известный писатель-юморист.
Алиса, невестка поэта, прожила долгую жизнь и умерла в 1928 году. Его знаменитые внуки, которыми гордился Париж, Жорж и Жанна, были не очень счастливы в семейной жизни. Жорж (1868—1925) стал художником. В первом браке его женой была Полина Менар-Дорьян, дочь богатого металлурга и хозяйки известного светского салона, которая послужила одним из прототипов для прустовской мадам Вердюрен. Жорж и Полина продолжили традиции и тоже держали свой салон, который посещали писатели Эмиль Золя, Альфонс Доде, Эдмон Гонкур, Марсель Пруст, Макс Жакоб, художник Эжен Карьер, композитор Эрик Сати.
Во втором браке женой Жоржа стала Дора Шарлотт Дорьян, дочь Капитолины Сергеевны Мальцевой, в замужестве — Мещёрской. Княжна Мещёрская, бывшая лектриса императрицы, будучи русской по происхождению, развелась со своим мужем-офицером, вышла замуж за французского банкира и переехала на родину мужа. где получила известность как переводчица стихов Шелли на французский язык. Она была хорошей знакомой Виктора Гюго в последние годы его жизни и часто сопровождала поэта во время прогулок. Так в семью Гюго влилась русская кровь.
Самым известным из потомков Виктора Гюго стал Жан Гюго (1894—1984), сын Жоржа и Полины. Он был крупным французским живописцем, театральным художником, иллюстратором книг. Жан вращался в кругу сюрреалистов и дружил с парижской богемой 1920—1930-х годов. Среди его знакомых были Жан Кокто, Пабло Пикассо, Райман Радиге, Блез Сандрар, Поль Элюар, Франсис Пуленк, Эрик Сати, Жак Маритен. Известен правнук Гюго и своими мемуарами и дневниками, воссоздающими эпоху 1920—1930-х годов. Так что талантливость Виктора Гюго была такова, что передалась даже потомкам четвёртого поколения, подобно семье Баха. Единокровный брат Жана — Франсуа был художником-ювелиром так же авангардного направления, как и его сын Пьер, написавший уже в XXI веке книгу об артистической преемственности в семействе Гюго. Первой женой Жана была Валентина Гюго (1887—1968), тоже заметная художница сюрреалистического направления.
Жанна (1869—1941) выходила замуж три раза. Первым её мужем стал сын Альфонса Доде — Леон (1867—1942), очень известный в своё время писатель, публицист, политический деятель, один из лидеров ультраправой группировки «Аксьон франсез» (наряду с Шарлем Моррасом). Хотя он и был ярым антидрейфусаром, его статьи восхищали своим стилем Марселя Пруста, стоявшего на противоположных позициях. Впрочем, брак с Леоном у Жанны продлился недолго, и она развелась с ним ещё до его перехода на антиреспубликанские позиции. Не менее колоритной (и куда менее спорной) была фигура её второго мужа — Жана Батиста Шарко (1867—1936), регбиста, серебряного чемпиона Олимпийских игр в парусном спорте, а главное, прославленного полярного исследователя, многократно ходившего в Антарктику и Арктику, где и погиб во время кораблекрушения. Его похороны стали событием национального масштаба. Третьим её мужем стал, однако, ничем не примечательный офицер греческой армии Мишель Негрепонте, рано умерший.
Во Франции хранят память о своём величайшем поэте и великом гражданине. Нет в стране, наверное, более или менее крупного города, в котором бы не имелось улицы или площади, названной в его честь. В Париже, на площади Вогезов, дом 6, где Гюго жил с 1832 по 1848 год, действует его музей — Maison de Victor Hugo. Есть музей Виктора Гюго в Вилькье. Самым последним, в 2013 году, был организован Дом-музей Виктора Гюго в Безансоне, где поэт родился, он так и называется — Maison natale de Victor Hugo. В том же городе центральная площадь также носит его имя. И на Гернси, владении Соединённого Королевства, одной из важнейших достопримечательностей является Отвиль-хаус, также превращённый в музей поэта. Памятные же таблички, связанные с Гюго, имеются не только во Франции, но и, например, в Бельгии, в Брюсселе {Maison du Pigeon) — на доме, где он жил в 1851 году, и на колонне в Ватерлоо, битву при котором он так ярко описал. Его имя носят 365 французских школ.
