16. Брачные узы
Сундуки я все же разобрала, потому что так проще жить. И платья свои развесила, как положено. И туфли поставила. Заодно и вещи Иена перетрясла — раз уж один шкаф на двоих. Одежды у него было совсем мало: три рубашки, пара штанов, белье, плащ… перчатки еще и шапка меховая. Мне даже неудобно стало, что у меня в три раза больше шмотья. Да что уж — у меня трусов восемь штук, и это только тех, которые я из дома захватить сообразила. Я ведь еще мамины забрала. Размер у нас один, а у нее, как у княгини, там личная портниха имеется, поэтому она была вовсе и не против. Еще колготки были теплые, рейтузы, джинсы. Платья, которые Грэта под мою фигуру подогнала. Про шубу молчу, кое-как я ее в шкаф впихнула, но места было там катастрофически мало.
Глядя на мои старания впихнуть невпихуемое, Иен почесал в затылке и пообещал добыть хотя бы комод. Вот только ставить его в небольшой комнате было негде.
О, разумеется, меня провели по замку с экскурсией! Я же должна была понять, от чего так опрометчиво отказалась! В покоях князя проблем со шкафами не было, у него была целая комната для одежды, гардеробная, стало быть. И монументальная спальня. И отдельный кабинет для работы, где мне позволили потрогать большой кожаный диван. Забавно — огнестрельного оружия здесь нет, а мебель ого-го какая!
Ну и вообще тут было как-то все по-человечески: не муравейник под землей. И мебель добротная, и ковры кое-где имеются, но самое главное — окна! И можно в любой день выйти на улицу даже просто постоять там, подышать воздухом. Раньше я не понимала, какое это счастье, но теперь осознала. На этой почве я и подружилась с Валиком — он старался каждую минуточку проводить снаружи, то с деревьями разговаривал (не вру, так и было), то в земле копался. Я девушка городская, лопату в руке не держала ни разу, поэтому помогать ему не рвалась, а он и не просил. Вынесла себе стул, сидела рядом с ним, болтала. Выяснила, что Валенуэль из какой-то непростой семьи, даже странно, что его не искали. А готовить он научился уже здесь, в Холодном замке, по книгам рецептов из библиотеки, и до того у него это ловко получается, что он хочет когда-нибудь свой ресторан открыть.
— В каждом альве есть какой-то талант, — разглагольствовал Валик, стоя кверху своей худой задницей над грядкой с травками. — Я вот огородник отличный, готовить могу — в рецепты я же только первое время заглядывал, потом интуитивно. Фехтовать умею, на флейте играть.
— В карты только тебе не везет, ага, — кивала я, зашивая рубаху Иена (нет, а что он с такой дырой под мышкой два дня ходил?). — Не везет мне в карты, повезет в любви?
Валик как-то вздрогнул, а я прикусила себе язык, запоздало вспоминая, что он еще и постельным рабом был.
— Надеюсь, твоя последняя фраза не является пророчеством, — кисло усмехнулся альф. — Я поклялся, что за карточный стол больше не сяду. А любовь… нет ее, Лиль. Есть только секс и взаимная выгода.
— А дружба?
— Дружба… Не знаю, — вздохнул бедняга. — Нет у меня друзей, Лиль. И, кажется, никогда не было. Да что мы всё обо мне… Тебе-то как в браке?
Я задумалась. В браке было на удивление неплохо. Иен пообещал дать мне время к нему привыкнуть, не приставал — так, поглаживал иногда и пару раз пытался поцеловать. Мне его поцелуи, пожалуй, нравились — хотя не настолько, чтобы перейти к решительным действиям. На кухню меня звали редко, разве что кого-то заменить. Когда Бенедикта руку ошпарила, например. Работу поручали несложную, знакомую: картошку чистить, посуду вытирать, морковь резать. Так, на подхвате.
В библиотеке местной старый цверг-архивариус меня полюбил всей своей старческой душой, готов был со мной часами разговаривать о своих книгах — я обычно долго не выдерживала. Книги брала и в комнату свою убегала.
Кормили бесплатно, для стирки одежды была прачечная. И вообще весь замок был — как одна большая семья, где у каждого было свое дело. Литейщики лили, кузнецы ковали, повара готовили, конюхи ухаживали за лошадьми, портнихи шили и штопали (правда, с тканями тут был напряг — только привозные). Зато пуговицы тут штамповали только в путь, я сходила, посмотрела: все как на заводе. Медную ленту вкладывали в вырубной штамп, крутили большое колесо, и пресс поднимался и опускался. Для такого производства нужно было два человека: один крутил, другой тянул ленту. Я даже помнила, как называются части штампа — все же в институте слушала преподавателей. Пуансон и матрица, вот. А еще я помнила, что у мамы была швейная машинка с ножным приводом. И там педаль была и колесо, которое ремнем с этой педалью было связано. И да, я открыла свой рот и рассказала о такой штуке цвергам. Инженер я или где?
Цверги быстро сообразили, как сделать ножной привод на прессовую машинку, благо, особых мозгов тут не требовалось. Машинка была уменьшена и персонализирована. Теперь здесь мог работать один цверг, но усилия все равно требовались нешуточные — мне, к примеру, не хватило сил, чтобы нажимать педаль. Все же цверги в большинстве своем — народ консервативный. Сами не стремятся оптимизировать производство. Работает, и ладно. Но чужие идеи готовы воплощать.
Машинку смотрел князь Холодный. Вынес мне благодарность за идею. Выдал премию — предлагал деньгами, но я взяла тканью, которая тут в дефиците, и попросила портних сшить пару новых рубашек Иену и мне несколько сорочек. А штамповщики пуговиц зимой с этой машинкой поедут сдавать экзамен на Мастеров Третьего ранга, чему они чрезвычайно обрадовались.
В общем, мне здесь стало по-настоящему нравиться. Во-первых, никто не указывал мне, чем я должна заниматься. Под ногами не путаюсь и ладно. Не было любимой мамы, которая часто напоминала мне, что я бездарно профукиваю свою жизнь, валяясь в постели с книжкой, в то время, как космические корабли бороздят просторы вселенной, посуда не мыта и носки в тазике киснут. Во-вторых, меня хвалили и поощряли. Я далеко не из тех людей, которые самосовершенствуются назло кому-то. Дескать, их обидели, а они сейчас как докажут, что они могут похудеть, выучить китайский, научиться печь лазанью и стать гендиректором в двадцать пять. Я назло могла только поплакать и ничего не делать, лежа на диване и жалея себя. Но уж если меня хвалят — тут будто крылья за спиной вырастают.
Иен меня хвалил. За рубашки развешенные, за вымытое окно, за чистое полотенце в уборной, а я и рада стараться! Просила портних его одежду отутюжить, плотник мне плечики вырезал. Теперь в шкафу всегда есть и рубашки, и белье наглаженное, и даже спицы я добыла и шерсть и вспоминала навыки вязания. Носки я когда-то вязать умела.
Единственное, чего в моей жизни не было — так это интимных отношений. Иен пока не настаивал — а я и думать про это забыла. Меня всё устраивало.
А вот его, оказалось, нет. И когда я в один день решила сделать доброе дело и отнести кувшин с ромашковым чаем в мастерскую, услышала:
— Хорошо, что ты заглянула. Лиля, нам давно надо поговорить.
Млин, только этого мне и не хватало! Вот с этой фразы всегда начинаются проблемы! А ведь мне так удачно удавалась избежать бесед по душам в последнее время!
