Вещи туго скрутить и в рюкзак. Куртку закрепить к нему же шнурами. Брюки, чистую футболку и ботинки поставить рядом. Один клинок, на заранее готовом шнурке, повесить на шею. Ну… как-то так.
Он вздрогнул от резких ударов жестких и горячих струек из лейки. Встал, опершись на руки. И закрыл глаза, ловя мало с чем сравнимое удовольствие. От обычной горячей воды.
Стоило мыться быстро, не ломая привычки. Но здесь, где вокруг есть те, кому можно доверять… Хотелось получить больше самой, мать ее, обычной человеческой радости. От прозрачной и живой тоненькой пленки, стекающей и стекающей вниз. От острых уколов по коже, от обычно-дешевого, но настоящего мыла. От запаха, утекающего с пеной, заметными серыми следами и даже песчинками.
Люди давно разучились радоваться простому. Горячая вода из-под крана? Ой, тоже мне, роскошь. Джакузи с массажем всего тела и пузырьками пахнущими шампанским «Кристалл». Хозяйственное мыло? Фи, оно дурно пахнет. Только хэнд-мейд из жира карликовых розовых единорогов, благоухающее натуральными пачули и лепестками горных пурпурных тибетских ирисов.
А запах пота? Фу-у-у, это так отвратительно. Вспотел – в душ. Вспотел через час еще раз – в душ. До бесконечности. При желании он мог бы читать лекции о вреде того-этого, включая мылящие средства популярных марок. Но смысл?
Он успел упереться ладонями в скользкий пластик кабинки. Расслабились нервы, устал, горячая вода. Как тут не заснуть? Как-как… включить холодную.
Его ждали. Кроме Семеныча присутствовали трое. Крепкая низенькая тетка с грудью какого-то невероятного размера и прочим добротным хозяйством. Седой и одновременно молодой тощага в золотистых очечках. И просто интересная блондинка с чересчур зелеными глазами и почему-то россыпью веснушек вокруг вздернуто-тонкого носа. Прямо встреча старых добрых друзей, желающих попить чаю и обсудить детей, работу, хобби. Чашки, сушки и сахар прилагались и только способствовали впечатлению.
– Елизавета, Петр, Мария, – представил сидящих Семеныч, – вот, на человека стал похож.
В ответ оставалось усмехнуться. Ох уж эти присказки-сравнения. В их-то тесной компании легко понимать: каково быть похожим на человека и им же не являться.
– Надо полагать, Петр отвечает за разработку, Елизавета за обеспечение, а Маша за…
– За обеспечение отвечаю я, – Семеныч хмыкнул. – а вот Мария отвечает за оперативно-тактические мероприятия и действия. Елизавета наш босс, а Петр занимается именно разработкой. Почти угадал.
Бывает же такое, взял да ошибся, нашлась на старуху проруха. Либо устал, либо постарел.
– Рассказывайте.
Босс Лиза хмыкнула.
– Рассказывайте… Тут показывать надо, не рассказывать. Почему не знаю тебя?
– Почему должна знать?
Она не ответила. Вопрос задан от раздражения. Кому понравится чужак в твоем городе и в твоем деле? Хотя… у них на работе умереть проще простого. Иногда так вообще, не знаешь, как оно случится. И не придет ли по твою душу недавний товарищ? Ему на такое счастье надеяться не приходилось. Да и хорошо.
Хотя у раздражения явно есть еще одно дно. Не любят в этих конторах таких, как он. Хотя таких осталось всего ничего. Да и было-то… с Гулькин хвост.
– Как тебя называть?
Он подумал. Назвал выдуманное и не то, что сейчас, имя. Не стоит давать хотя бы какую-то зацепку. Любой из этих четверых может оказаться у… у тех, у кого не стоит оказываться. От Института и до самих объектов их общей временами работы.
– Хорошо. – Босс Лиза взяла у Семеныча сигариллу, закурила. – Дело, значится, такое…
Дело… Какое еще может быть дело, если оказался нужен он? С чем не смогли справится? Мрак крепнет, верно, и ряды его коллег не успевают расти за Мраком. Только такое уже случалось, каждый из них должен знать. Мраку нужно немного. Больше смертей, больше горя, больше неустроенной жизни. Где нет достатка или работающей системы, все плохое множится разом и совершенно неотвратимо. Снежный ком из беды пополам с болью рождает чудовищ.
– Мы выследили два рассадника и отыскали Проводника. Живьем не брали, не вышло. Наш нюхач на какое-то время совершенно потерян, ему пришлось уехать.
– Давно?
Босс Лиза удивленно посмотрела на него.
– Нет, а что?
Он пожал плечами. Неопытность? Да ну ладно… и лет ей немало, а раз так, то никак не могла быть выбрана недавно. Почему же говорит очевидную глупость?
– Если прошло больше месяца, Проводник уже здесь. Новый. Но вы про него не сказали ни слова. А должны были сказать сразу. Это большой город, он точно не один. Но ни про одного не услышал. До сих пор.
Босс замолчала. Нехорошим и тяжелым молчанием. Таким темным, отдающим чем-то вроде бессилия и почти опущенных рук.
– Сколько вас?
Босс пожала плечами. Остальные молчали не менее тяжело. Вот оно что…
– Всех вместе двадцать.
Двадцать человек на город с заявленным миллионом и двумя сотнями тысяч человек. Где миллион двести, там и полтора. А если со студентами, гастерами, неучтенными, гостями и туристами, точно все два. И два десятка человек здесь, в «Рогах и …». Хреновые дела.
– Понял… Хорошо. Но вы же все равно нашли меня из-за чего-то конкретного?
– Жертвоприношения.
Значит, вот так. Вот и причина клубящейся тучи над городом, прореженной алыми пульсирующими венами наливающейся злобы. Проводник, обращая остывшие тела в не-мертвых, порождает черно-серый дымный след, медленно растворяющийся в общей ауре. Чадящий, липко-плотный, кричащий совсем умирающей душой, уходящей во Тьму. Их не всегда легко отследить, но они никогда не пропадают совсем. Здесь же, подъезжая, видел… Такое не спрячешь. Да и кто-то, устроивший незримый людям непроницаемый мрак, прятаться не особо хотел.
– Сколько?
Мария скрипнула зубами. Поморщилась, как от боли.
– Три. Одна, две и три девочки. Школьницы.
Удивила. Проводник, умеющий приносить жертв, выберет и бабок. Если будет нужно. Но если есть выбор и время, кто, как не девчонки? Дерьмовые дела.
– Когда?
– Последний раз в эту пятницу.
Сволочь.
– До Самайна две недели?
Кивнули разом и все. Все вставало на свои места. И казалось куда хуже, чем поначалу.
Он не любил церковников. Никаких, ни попов, ни падре, ни «простите отец, ибо я грешен». Не за что было любить. Но уважать некоторых приходилось. И тоже не за просто так. А уж те несколько, с настоящей Верой в душе, встреченные на длинной дороге… Тех считал за своих. И не особенно уважал современную моду искать в делах Церкви только что-то плохое. Как с Самайном, например. Все же всем ясно, церковь всегда делает нужное только себе, искореняя любое инакомыслие и древние истинно славянскиегерманскиемарокканские культы.
