Среди дисков нашелся древний Моби. Как нельзя лучше подходил для такой вот ночи. Даже захотелось покурить. И подумать. Хотя спать хотелось больше. Но дождаться Марии стоило. Хотя бы для того, чтобы потом лечь спать в тишине. Беспокоил только вопрос: а чего, собственно, ей здесь надо?
Дверь открылась негромко. Девушка вошла, встряхиваясь, как кошка после воды. Ботинки, явно расшнурованные еще в машине, тяжело стукнули по полу. Носки, влажно чмокая, она стащила на ходу, чертыхаясь и сопя. Прошлепала босиком, чуть не оскользнувшись, к кухонной части. Не любил он квартиры-студии из-за такого вот. В дом надо входить спокойно и мокрым следам у стола не место.
– Спасибо, – Мария взяла кружку, зябко обхватила пальцами, – чай сейчас самое то.
– Где промокла?
– Под конец накрыло дождем. И река… разволновалась.
Он кивнул.
– Всех уложили. – Мария подвинула первое попавшееся блюдце. Пальцы подрагивали, огонек зажигалки прыгал. – Четверых. Черт, замерзла…
Он взял сигарету из ее пачки. Дождался прикурить и затянулся. С удовольствием выпустил дым через нос, оперся на столешницу. Как всегда, если не курить сутками, дрожь прошлась до самых пяток.
– Куришь?
– Иногда. – Он попробовал пустить колечко. Не вышло. – Водяную было не спасти?
Мария пожала плечами.
– Водяник не пришел. Погрызли ее сильно, выпускать бы не стала.
– Понятно.
Ясно, чего река волновалась. Муж хотел забрать одну из жен. А забирать было нечего. Вот и разозлился.
– Ты мне рассказать приехала?
Мария хмыкнула.
– Спать я приехала.
– А дома?
Та промолчала. Но недолго.
– Не могу дома жить. Сдаю квартиру. Ночую или в офисе или вот так.
– Угу.
То-то в шкафу лежали пакеты с каким-то бельем. Даже кружевное встретилось.
– Помешаю?
Он пожал плечами, полностью скопировав ее недавнее движение.
– Тут матраса нет. А в кресле спать неудобно. Ни мне, ни тебе.
Мария вздохнула.
– Удивил, если честно. Воспитанный? Или женщина в постели спать не дает?
Ну да, в чем-то есть правда. С их занятием можно забыть о многих нормах морали. Хотя, порой так и не переставал удивляться простоте, становящейся все шире год за годом.
– Ладно, чего уж. Ты у стенки или с края?
Мария улыбнулась. Хорошей открытой улыбкой. Не во все зубы, как сейчас улыбались многие. Особенно те, кто помоложе. Или кто больше курсов прошел в жизни. Во все зубы акулье-американской улыбкой.
– Я в душ. А ты ложись. Как хочешь. Мне все равно.
– Что случилось с твоей квартирой?
Мария замолчала. Но опять ненадолго.
– Ко мне вернулся недавно похороненный любимый человек. И чуть не попал вовнутрь. Если бы не привычка курить на балконе, то…
– Понял.
– Опусти жалюзи. Оставь по самому низу, чтобы не спотыкаться. Утром мешать будут, хочется хоть до обеда поспать.
Он не стал объяснять о том, что так не выйдет. Пусть думает, что есть часов шесть-семь, вместо четырех. Работы завтра предстоит много.
Чертовы студии… он их ненавидел. Хотя и понимал, что захоти девушка раздеться не прямо у стеклянной части двери, ничего бы не увидел. Хорошо, хоть спать хотелось куда сильнее. И какая разница до тонкого силуэта, медленно раздевающегося напротив?
Он проснулся от скрипа и чуть дрогнувшего дивана. Свет не горел. Отсветов фонарей за окнами хватало не на многое. Хотя, зачем что-то видеть в таких случаях?
Опять же, хотя…
Будить ее не стал. Выспаться не вышло, как не хотелось. Привычка взяла свое, вскочил ни свет, ни заря. А Мария… вот прицепилось-то, спала. Где и легла ночью, у стены, завернувшись почти с головой в одеяло и почему-то выставив наружу ногу. Охлаждалась, что ли?
Утро… сиреневое, растворяющее в себе чернильную ночь, пахнущую, пусть и не цветущими липами, но все же хорошо. По-осеннему хорошо. Плохой погоды нет, есть неправильно одето-обутые люди. Утро, как не крути, всегда доброе, если захотеть это понять и принять. А иначе получится форменная катавасия, задающая тон всему дню. А это куда серьезнее.
Граница дня и утра очень тонкая. Ткни пальцем, кажется, лопнет и все, день накатил полностью, сжал со всех сторон в объятиях разного градуса обыденности. Просто повернись не так, задень собственную чашку с кофе, толкни, случайно, куда-то там спешащую утреннюю бабку, так непонятно порой раздражающую, не послушай цвиканье синичек за окном, суетливо скачущих с ветки на ветку, сожри какую-то дрянь… и все. Бах, утро рассыпалось на десять тысяч кривых осколков, где собственное настроение не улыбается, а скалится в ответ.
Реальность вокруг делала из утра что-то схожее с его убеждениями. Сеть только подтверждала, хотя и была, процентах в пятидесяти случаев, обманкой. Зато в ней есть всякие курсы и книги по саморазвитию, десятки и сотни групп позитива соцсетей, методики верного опускания с кроватидиванаматраца именно нужной ноги, призывы Лены Миро быть лучше и успешнее Ведь тогда же если придется рано встать, то только в спортзал или на пробежку (на зарядку становись, жиробасины и так далее, вежливость и Сеть антонимы), и, вообще, куча советов по поводу начала дня, каждый из которых не стоит и одного вредного от когда-то читанного в дороге Остера. Ну это так, не самая удачная ранняя шутка для самого себя.
Утро прекрасно по нескольким причинам. И понимая их жить легче.
Оно наступило, ты проснулся, ты жив, а это главное.
Солнце там, тучи, даже снег в конце мая – все это не смертельно.
В холодильнике всегда есть чего пожрать, так это замечательно.
И вы, если вдруг тупо закончился запас, можете купить кофе, а не растворить порошок из пережаренных с активированным углем тараканов.
А если вдруг никак не заставить себя сделать зарядку… да и ладно. Тупо пройтись вечером, на три или пять километров, выкроив эти сорок-пятьдесят минут и просто гулять, крутя головой и находя что-то новое.
Кто-то грузит кирпичи, обрабатывает сливовые деревья или стоит на границе с верным Мухтаром? Тоже неплохо, пусть и тяжело. Плюс один, зато какой: тут точно не нужна зарядка под "а ну двигаемся, жиробасины".
Вместо своей машины с кондером трястись в метро или на МЦК? Да это же просто счастливые люди, у оставшихся ста тридцати миллионов жителей страны такого и в помине нет.
Дети за окном галдят в детсаду, а планировалось отоспаться именно сегодня, в среду? Плохо, конечно… но постойте и посмотрите на них, ковыряющихся и носящихся по своим делам, и злиться вам не захочется. Да-да, именно так. Это же дети.
