– Не стоит притворяться более необходимого.
Голос женский и незнакомый. Значит, кто-то серьезная по местным меркам. Это очень плохо.
– Сними повязку.
Лампу она опустила, мать Тереза сраная, решив не мучить меня больше необходимого.
Прошлась, усевшись в глубокое офисное кресло напротив меня, прошлась, показывая товар, то есть себя, лицом. Оценил, ничего не скажешь, порадовавшись собственному интеллекту и его выводам.
Красивая форма у полиции, надо признать. Особенно, когда пошита по фигуре, скрывая нужное и подчеркивая необходимое. Особенно в таком страстном сочетании с чулками и туфлями, не купленными в магазине, а стачанными точно по ножке. С волнистой бурей волос, рассыпавшихся по плечам, скрывая погоны, где все же блеснула одинокая звездочка. Чин, значит, немаленький, городок крохотный, а она майор.
Макияжа почти незаметно? Зачем ей то эта хрень, коли хозяйка высокой груди, длинных ног, зеленых глаз и медной гривы самая настоящая ведьма? Тут красота есть всегда.
– Не стану спрашивать настоящего имени, если не против, хорошо?
Я согласился. Говорить имя ведьме – тупое занятие.
Изумруды глаз блеснули, хваля и обещая немного хорошего за честность. Не смотреть ей в глаза.
– Запоздало.
В глубине меняющегося малахитового взгляда постоянно перекатывались рыжие всполохи и густо-чернильные тени, окружавшие вытянутый кошачий зрачок. Ведьма сильная, старая, сросшаяся с природой Других так плотно никогда нам не попадалась, и даже не слышали о таком.
– Ты подрал шкуру моей девочке, ей теперь придется отлеживаться.
– Я не просил ее нападать, не просил дурить мне голову и тащить к себе.
– Ой, какие мы гордые и сильные мужчины. Трахать себя она тебя тоже заставляла, что ли?
Ведьма усмехнулась.
– Ладно… Вопрос простой, инквизитор.
– Я не инквизитор.
– Мне так удобнее, уж поверь.
– Хорошо, буду для тебя инквизитором.
– Умница. Угадай, чего мне хочется от тебя, раз ты жив?
Тоже мне, секрет Полишинеля.
– Информации?
– Верно, мой хороший. И делать тебе больно не желается. Люди склонны врать, когда вытаскиваешь у них кишки и жаришь на сковороде. Ну, или зажимаешь в тисках член с яйцами.
– Ты добрая.
– Очень.
– Буду молчать.
Она наклонилась, пахнув ночью, дождем и древностью. Уставилась разгоревшейся зеленью чертовых ведьмачьих глаз, усмехнувшись:
– А вот это вряд ли.
Запах пришел сбоку, странный и знакомый. Тянуло ледяной падалью, сгнившей настолько, что даже в мороз та пробиралась в нос. Шагов не услышал, вместо этого, к ней на руки, мелькнув черной молнией, запрыгнула крохотная ушастая кошечка.
Уставилась большущими глазами, переливающимися ало-багровым. Лениво зевнула, показав желтые змеиные клыки, и наклонилась ко мне, дохнув из крохотной пасти смрадом настоящего Мрака, пришедшего по мою душу.
Глава шестнадцатая: светлая суть темной души
Маша пришла в себя. Лежала очень бледная, с руганью не разрешала помогать водить в туалет и питалась жидкими фруктовыми кефирами. Ведьма наведалась один раз, проверила, оставила заваривать странно пахнущий сбор, не похожий даже на травяной чай. Семёныч забрал тот для Рикера, на исследования, а Маша продолжила глотать разноцветные закваски с сахаром и заливаться крепким и черным, аки чифир, чаем.
– Поправишься, потом опять злиться будешь, – ворчал Семёныч, но Маша только фыркала в ответ, наяривая вместе с чаем конфеты. Боевая командующая единица «Рогов с копытами» оказалась той еще гурманкой, предпочитая исключительно польскую вишню с коньяком в шоколаде.
– Кашу ей свари.
Семёныч и Маша покосились на него и, одновременно, скорчили рожи. Если Марье вступало поесть чего-то кроме чая с йогуртами, Семёныч отправлялся охотиться за всяким дерьмом, типа хот-догов, шашлыков на вынос, шаурмы или обычных макдаковских бургеров. Пару раз в квартиру даже попадали неплохие аджарские хачапури, вкусно пахнущие растопленным маслом, сыром и желтеющие яйцом.
– Сам кашу ешь! – Маша сделала еще одну рожицу и потрясла над губами бутылкой как-бы малинового питьевого черт-пойми-чего. – В детстве налопалась, аж по уши вся в овсянке с гречкой была.
Спорить с выздоравливающей ему не хотелось. Если чуть не помер, так многое потом кажется иным, даже легко усвояемые наборы сложных и совершенно не полезных углеводов.
Когда Машу перестало шатать из стороны в сторону, пришло время не бояться за ее самочувствие. И так, потеряли пять дней, не меньше.
– Есть хорошая сталь в загашниках?
Он смотрел на Семёныча, мало надеясь на хорошее. Без близнеца оставшегося тесака чувствовал себя голым, непривычно не находя того на поясе за спиной. Это плохо, сбалансировать собственные силы стоило раньше, чем те пригодятся. Но верить в хороший клинок тут, в Самаре, в конторе «Рога и копыта», с их едва справляющимся штатом… не выходило.
А отковать новый – целая проблема. Он знал где, знал – кто сможет, знал – где взять сталь с серебром, но это все будет потом, не сейчас. Как быть?
Семёныч, хмыкнув в бороду, кивнул. Правда?
– Правда?
– Да. Пойдем вечерком, когда все закроется.
– Что закроется?
– Все закроется… А ты, значит, товарищ, уже нацелился кого в сечку рубить?
Он кивнул в ответ. Начать придется с той, предавшей хорошее и себя саму, сейчас сходившей с ума внутри стен собственной квартиры.
– Ну, я тогда с тобой пойду.
Семёныч пожал пудовыми плечами, хлопнул по коленкам и встал. Маша, недоуменно смотрящая на них, даже поперхнулась.
– А я?!
– А тебе постельный режим. – Семёныч достал сигареты и закурил. – Куда ты собралась, с того света только вылезла.
– Может, в жопку пойдешь? – поинтересовалась Маша и встала. – Я сейчас…
Он оказался рядом, видя, как обеспокоенно смотрит Семёныч, но понимая – больше тут никак не справишься. Он понимал Машу, но соглашаться не спешил. Инициатива хороша в здоровом состоянии, а в ее – лишь вред. Маша широко раскрыла глаза, когда взял ее на прием, завернув руку за спину и почти воткнув лицом в пол. Отпустил, толкнув не обидно и не сильно.
– Хочешь попробовать еще?
Маша хотела, да еще как. Ударила ногой, не вставая, метясь ему в яйца, почти неожиданно. Акробатикой занималась, что ли? Поймал ногу за сильную щиколотку, выкрутил, заставив ее вывернуться и уставился в злющие глаза.
– Я просто человек. Но собираюсь идти убивать запертого и явно голодного стригоя, ведь ужин ей умудрился обломать. Как думаешь, нужно ли нам следить за тобой, либо надо думать о ней?
