Режу колбасу на несколько ломтиков, отделяю ломоть батона. Откусываю бутерброд и прожевываю его. Оставляю недоеденный кусок на тарелке.
Быстро одеваюсь, застегиваю на запястье «Командирские» и выхожу наружу. Аккуратно, стараясь не шуметь, медленно проворачиваю ключ в замочной скважине. Негромкое клацанье заставляет меня встревоженно замереть на месте. В квартире по-прежнему все тихо. Облегченно выдыхаю и иду на чердак. Там ждет меня сумка со снаряжением и выкидной нож в тайнике. Смотрю на часы. 5:45. Автобус на Семеновку будет через час. Пока все идет, так, как надо.
* * *
До деревни я добрался быстро. Автобус отъехал от станции точно по графику. Через двадцать минут я уже подъезжаю к Семеновке. Вместе с парой колхозников выхожу на предыдущей остановке. Не нужно, чтобы местные жители меня сегодня там видели. Береженого бог бережет. Спрыгиваю с подножки автобуса, вдыхаю полной грудью свежий лесной воздух и потягиваюсь, разминая суставы.
Утренний холод пробирает до костей. Вокруг клубится густая дымка тумана. Сквозь нее едва проглядывают коричневые стволы сосен. Похоже, сама природа помогает мне осуществить задуманное. Подтягиваю на плечо сумку и быстро шагаю по направлению к Семеновке. Углубляюсь в лес, но недалеко от трассы, чтобы не заблудиться. Через десяток минут я уже на месте, возле своего наблюдательного пункта. Переодевшись в стройотрядовскую куртку, устраиваюсь на привычном месте. Устанавливаю на окуляры желтые кругляши противотуманных фильтров. Засекаю время. 7:30. Два ближайших домика, находящиеся на некотором удалении от жилья Петренко – дачные. Хозяева уже должны были переселиться в город. Свой осмотр я начинаю с них. Так и есть. В домах никого нет. Зловеще темнеют безжизненные провалы окон. Дворы выглядят заброшенными и покинутыми.
Осматриваю дом Петренко. Подполковник на месте. Во дворе стоит его белая «шестерка». В доме горит свет. Буду ждать его отъезда. Овчарка лежит, наполовину высунувшись из будки. Текут в ожидании минуты. В 7:55 на пороге дома появляется подполковник. Он уже в форме. Идет к машине. За ним семенит женщина. Короткое прощание. Петренко открывает ворота, и через минуту белая «шестерка» уезжает. Сожительница, закрыв вход засовом, уходит в дом. Можно приступать к «экспроприации», но решаю выждать еще минут тридцать. Интуиция меня не подводит. Со стороны деревни к дому подъезжает мотоцикл с коляской. За рулем сидит молодой парень в черном бушлате. Похоже, на флоте служил и до сих пор выделывается в этой одежде перед местными девками.
Он глушит свой транспорт и требовательно стучит костяшками по входной двери. На крыльце дома появляется женщина. Она прикрикивает на лающую и рвущуюся с цепи овчарку и приоткрывает дверь.
Сожительница Петренко перебрасывается с ним несколькими фразами и уходит в дом. Парень с сияющим лицом возвращается к своему мотоциклу, присаживаясь на сиденье. Через десять минут появляется женщина. Она одета в красивое пальто и раскрашена, как индеец, вышедший на тропу войны. Синие тени на веках, яркие красные губы контрастируют с выбеленным пудрой лицом. Похоже, пока подполковник на работе, сожительница зря времени не теряет. Она снимает цепь с собаки. Псина начинает радостно носиться по двору.
Парень заводит мотоцикл, женщина садится сзади, обхватывая его руками. Транспорт, подпрыгивая на ухабинах и испуская клубы дыма, отъезжает от дома. Засекаю время. 8:32.
Теперь мне точно пора. Резво перемещаюсь по веткам вниз и спрыгиваю с дерева. Быстрым шагом иду к дому подполковника. Останавливаюсь, когда до зеленых ворот с вмонтированной в них дверцей остается метров десять. Зайдя за толстую сосну, оглядываюсь по сторонам. Поблизости никого нет.
Достаю из сумки и надеваю вязаную папину шапку. На чердаке я вырезал ножом два отверстия на уровне глаз. Сейчас эти дырки закрыты подвернутыми почти до самой макушки краями шапочки. Рассовываю по карманам выкидной нож, предварительно высыпанную на ладонь кайенскую смесь, наматываю на правую руку обрывки старого детского пальто. Надеваю перчатки. За забором начинает остервенело гавкать почуявшая «незваного» гостя овчарка. Приближаюсь к забору, как можно дальше от ее будки. Лай переходит в глухое рычание. Глубоко вдыхаю, входя, как учил Зорин, в боевой транс.
Поехали. Перекидываю сумку за плечо. Подпрыгиваю, хватаюсь руками за деревянные штакетины и резко подтягиваюсь, помогая себе ногами. Через секунду я уже сижу на заборе. Ко мне рвется рычащая от ярости овчарка. Снимаю с плеча сумку и бросаю ее подальше от собаки. Затем прыгаю вниз.
Псина беснуется, яростно прыгает на забор, пытается ухватить меня за штанину. Клыки злобно щелкают в нескольких сантиметрах от моей ноги.
Выхватываю левой из кармана щепоть кайенской смеси. Круговыми движениями правой немного разматываю накрученную тряпку. Она дразняще дергается перед озверевшей овчаркой. Собака прыгает вперед и, уперевшись лапами в забор, захватывает ткань пастью. Коротким движением кидаю кайенскую смесь в морду. Порошок разлетается в воздухе мутной пылью, оседая на носу, глазах и пасти овчарки. Животное фыркает, выплевывает тряпку из пасти и кашляет почти по-человечьи. Оно начинает тихонько скулить и крутиться, тыкаясь мордой в землю. Овчарке уже не до меня. Но неожиданных сюрпризов мне не нужно. Через время собака может оправиться от воздействия боевого порошка. Поэтому придется идти до конца.
Достаю выкидуху. Щелчок нажимаемой кнопки, и из переливающейся яркими цветами наборной пластмассовой ручки вылетает стальное жало.
Набрасываю на голову деморализованной овчарки остатки старого пальто. Наваливаюсь сверху, придерживая ткань и захватывая ее шею.
Псина вяло пытается меня укусить, но металлическое лезвие одним движением вспарывает ей глотку. Сдергиваю с нее тряпку и отпрыгиваю в сторону. Собака шатается и падает на бок. Она издает хрипящие звуки и смотрит на меня стекленеющими глазами. Вокруг овчарки расплывается темная лужа крови.
Пса жалко. Он ни в чем не виноват. Но по-другому поступить я не мог. Вздыхаю, мысленно прошу прощения у умирающей овчарки, подбираю сумку с земли и поворачиваюсь к дому. Теперь нужно проникнуть вовнутрь. Входная дверь оказывается запертой. Иду вдоль окон. Замечаю открытую большую форточку. Это оказывается кухня. Взбираюсь на карниз. Забрасываю в помещение сумку, затем протискиваюсь в нее сам. Пытаюсь мягко приземлиться на руки, но все равно сшибаю с подоконника пару горшков с цветами. Встаю, отряхиваюсь, стараясь не наступить на упавшие растения и темную кучку земли.
Смотрю на часы. 8:40. Время еще есть. Думаю, как минимум час-полтора, а то и больше. Такие тайные свидания достаточно продолжительны. Но задерживаться здесь не буду. Возьму то, что мне надо, и свалю. Вытяжка расположена недалеко от меня, прямо под газовой плитой. Высоко находится. Придется разбирать газовую печь. Быстро перетаскиваю находящиеся на ней сковородку, кастрюли и чайник. Снимаю с печки черную решетку. Подтаскиваю стул. Перемещаюсь с него прямо на печку. Резко дергаю решетку вытяжки. Она немного смещается. Вытаскиваю ее и сбрасываю на пол.
Аккуратно просовываю голову в квадратное темное отверстие. Сбоку два свертка, один больше, другой поменьше, замотанные кульками. Поочередно достаю их и кладу на столешницу возле мойки. Разматываю больший кулек. Там находятся пачки денег, аккуратно перемотанные резинками, и небольшой мешочек. Зеленые полтинники, коричневатые стольники, красные десятки, сиреневые четвертаки и даже стопка пятирублевых купюр. Вытаскиваю несколько пятерок и кладу их в верхний карман. Остальные деньги заворачивают обратно в кулек и отправляют в сумку. В мешочке что-то позвякивает. Пальцы нащупывают горстку кругляшей и вытаскивают один из них. В моей руке сверкает царский червонец. Мешочек тоже отправляется в сумку. Золотых украшений, найденных при обыске 1981 году, не обнаруживается.
