Вчера, отдыхая после танцев, заметил еще один нюанс. Иногда, когда моделирую ситуации или думаю, как мне действовать, нужные знания всплывают из глубин мозга, подсказывая необходимое решение. В последние дни мне снятся яркие сны о том, что будет происходить, если распад СССР не удастся остановить. В голове перемежающимися кадрами мелькают мертвенные морщинистые лица умерших от голода пенсионеров, окровавленные ошметки тел восемнадцатилетних солдат-мальчишек в центре Грозного, траурные таблички с именами детей Беслана.
Иногда во снах я вижу черную тень будущих бедствий и страданий, нависшую над советскими людьми. В голове горят ярким огнем цифры, факты и трагические события, которые готовит нам будущее. Просыпаясь, я помню свои сновидения до мельчайших подробностей.
Благодаря снам и развивающимся новым возможностям, сегодня мне уже известно о реальных настроениях общества, заговоре, зреющем в верхушке КПСС, теневой экономике и многом другом.
До сих пор не понимаю, чем или кому я обязан этим даром, и как этот огромный массив информации сохраняется в памяти. Где-то в глубине подсознания шевелится опасливая мысль, что когда-нибудь мозг не выдержит такие нагрузки, и я просто сойду с ума. Но пока никаких проблем не замечаю. Наоборот, вместе с перемещением в школьника ко мне вернулась невероятная яркость ощущений, юношеская энергия, бьющая через край, эластичность связок и все возможности молодого растущего тела. Я могу высоко прыгать, далеко бегать, быстро восстанавливаюсь от нагрузок, не ощущаю проблем с суставами и ноющих на погоду старых боевых ран.
В раздумьях путь от школы до дома пролетает незаметно. Быстро обедаю разогретыми макаронами с сосиской, около часа корплю над уроками. Как же мне надоела эта школа. В первые дни после «перемещения» была волна эйфории от внезапно возвращенной молодости, радость от встречи с молодыми родителями, одноклассниками и любимыми учителями. К сожалению, к хорошему быстро привыкаешь. Сейчас учеба в школе и общение с подростками уже немного раздражают. Просто вырос я давно из коротких штанишек. Снова попал в молодое дело, а разум и сознание остались прежними, как у тридцатилетнего мужика.
Неожиданно приходит мысль, что нужно посетить Шаховского. Все-таки я пришел к нему, уговорил выступить и пропал на несколько дней. А он, наверно, ждет, когда я проясню ситуацию.
Через десяток минут снова стою перед знакомой дверью, обитой черным дерматином. Мой палец привычно давит на кнопку круглого звонка. Мелодичная трель оповещает хозяина о гостях. Через минуту дверь открывается. Шаховский в домашней серой рубашке и темно-синих тренировочных штанах, близоруко сощуриваясь, смотрит на меня. Вопросительное выражение в его глазах сменяется теплой улыбкой узнавания.
– Алексей? Здравствуйте, здравствуйте. А я все думал, куда вы пропали? – каждая черточка лица ветерана светится лукавой добротой. – Может, уже передумали приглашать старика?
– Здравствуйте, Леонид Романович, – бодро откликаюсь на приветствие. – Ну какой же вы старик? Зрелый мужчина в самом расцвете сил.
– Алеша, не подхалимничайте, – Шаховский шутливо грозит мне пальцем. – Я все знаю про свой возраст. Проходите, раздевайтесь, чай будете?
– Спасибо, обязательно буду, – мне немного стыдно, второй раз прихожу к старику и с пустыми руками.
Мы снова сидим на уютной маленькой кухне Леонида Романовича. Опять кипятится вода в чайнике. Радушный хозяин поставил на стол блюдце с горкой пористого желтого печенья. На другой тарелочке россыпью примостились знаменитые конфеты «Мишка на Севере» в синих бумажных фантиках. Опять чувствую себя неловко и мысленно обещаю в следующий визит купить торт или другую сладость к чаю.
После ответов на пару вопросов об учебе в школе и оценках решительно перехожу к делу.
– Леонид Романович, помните, я вас просил выступить перед классом и рассказать о войне?
Шаховский кивает, внимательно смотря на меня.
– У меня уже почти все готово. Я привлек комсоргов класса и школы, и мы вместе поговорили с классным руководителем и директором. Они поддержали наше предложение. Более того, нам предоставят актовый зал и в нем будет сидеть не только мой класс, но и ребята из 10-Б, и девятиклассники. Но я хочу сделать все не так, как обычно. Моя задача – зажечь их души и сердца, заставить мысленно перенестись в это героическое время и ощутить, с каким страшным врагом пришлось столкнуться Советской армии.
– И как вы планируете это сделать? – В глазах Шаховского горит огонек интереса.
Рассказываю ему свой замысел подробно. Ветеран задумчиво трет ладонью лоб.
– Очень необычно и оригинально, – помолчав, замечает Леонид Романович. – Знаете, Алексей, это может сработать. Вы в очередной раз меня поражаете. Интересно, как вы до этого додумались?
– Не знаю, – пожимаю плечами, – как-то само получилось. Много читал, размышлял и вот решил сделать так.
– Хорошо, – ветеран встает, поворачивается ко мне спиной, снимает чайник с огня, разливает исходящую паром жидкость по чашкам. – Только заранее предупредите, когда я вам понадоблюсь.
– Мероприятие назначено на четверг. Я к вам зайду в среду, примерно часа в три-четыре, и мы обсудим все детали.
– Хорошо, я буду вас ждать, – согласно кивает Леонид Романович.
Не торопясь смакую ароматный чай. Шаховский придвигает ко мне тарелочки с печеньем и конфетами.
– Берите сладкое, Алексей, не стесняйтесь, – ветеран с легкой улыбкой смотрит на меня.
– Спасибо, – я хватаю кончиками пальцев хвостик конфеты и развертываю шелестящую обертку. Через секунду маленькая вафелька в шоколадной глазури аппетитно хрустит у меня в зубах. Давно забытый вкус детства вызывает гастрономический экстаз. Я на секунду даже прикрываю глаза, чувствуя, как шоколадная глазурь медленно тает во рту.
– Как там дед поживает? – неожиданно интересуется Леонид Романович.
– Нормально. Крепит оборонную мощь страны, – отшучиваюсь я. – Хочу к нему в Москву на каникулы съездить. С родителями говорил, они не против.
– Привет от меня передавайте. Не забудете?
– Обязательно, – киваю я. – Можете не беспокоиться.
От Шаховского я возвращаюсь в приподнятом настроении. Не знаю почему, но Леонид Романович всегда на меня положительно действует. Война, прошедшая по его жизни кровавой косой, не убила в Шаховском человечности. Чувствуется в нем какая-то мягкость и искренняя доброта, сочетающаяся со стальным внутренним стержнем.
Смотрю на белеющий циферблат часов в моей комнате. Надо идти на тренировку.
В зал к Семеновичу я прихожу первым. Тренировка у самбистов в полном разгаре. Крики, броски, хлопки тяжелых тел на ковер, резкий запах пота бьет в нос.
Зорин кивает мне, не прекращая занятие. Он ходит между парами борцов, раздает советы, поправляет захваты, показывает все нюансы приемов.
В раздевалке никого. Неторопливо переодеваюсь в кимоно и выхожу в зал. Слышится командный голос Семеновича. Мужики уже ломают друг друга в стойке, хватая за отвороты и рукава борцовок.
