– Виноват, – вздохнул капитан. – Что тут еще сказать?
– Ладно, – Ярцев стремительным движением придвинул к себе стул и мягко опустился на сиденье. – Давай прикинем, что мы сейчас имеем. Докладывай, что накопал.
Капитан подобрался.
– Нашел автора анонимки. Это Надежда Щербакова. В прошлом – работник нашей столовой. Уволилась три месяца назад. Написанные ею заявления о приеме на работу и увольнении по собственному желанию по почерку полностью совпадают с анонимкой. Взгляните сами.
Капитан подтянул к себе висевшую на боку сумку-планшет, покопался в ней рукой, вытащил несколько листов и протянул их майору.
Ярцев разложил их на столе и начал поочередно просматривать бумаги.
– Обратите внимание на буквы «п», «к» и «р», – посоветовал Трофимов, – видите, как они выписаны? Большое «К» с петелькой внизу, «р» с отогнутым нижним кончиком и «п», напоминающее гриб с укороченной ножкой. А теперь сравните с заявлениями Щербаковой о приеме и увольнении с работы. По-моему, все очевидно. Я, конечно, обращусь к нашим специалистам для почерковедческой экспертизы, но у меня сомнений нет.
– Хорошо, – Ярцев оторвался от бумаг. – А о возможных мотивах Щербаковой информация имеется? Зачем она написала эту чертову анонимку?
– С Черновым у нее вроде конфликтов не возникало, – осторожно заметил Трофимов. – А с Шелестовым была одна ситуация. Мне девочки из машбюро рассказали, что полковник ее поймал с набитыми едой сумками, которые она пыталась вынести из части после работы. Скандал Александр Константинович раздувать не стал, пожалел девушку. Но заставил все отнести обратно. Через месяц Щербакова уволилась из столовой. Неоднократно было замечено, что с работы она много раз уезжала на машине подполковника Петренко. По мнению многих офицеров, у них явно был роман.
– Интересно, – протянул Ярцев, – к Петренко и Ермилову, после просмотра бумаг и допросов офицеров, бухгалтеров и машинисток, у меня тоже появились вопросы. Очень интересные подробности и факты всплывают о махинациях с имуществом. Конкретику изложу позднее, еще много надо проверить. Сейчас хочу сказать о другом. Я покопался в делах сотрудников и в бухгалтерских документах. Они давно служат вместе. Десять лет как минимум. Начинали еще в ТуркВо в пятой гвардейской мотострелковой дивизии. Потом Петренко перевелся сюда и перетянул Ермилова. Кстати, звонил я коллеге в Ташкент. Он рассказал, что подполковник перевелся после одной некрасивой истории. Его подозревали в финансовых махинациях, но доказать ничего не смогли. Хотя начальство дало Петренко понять, что дальше проходить службу у него здесь не получится. Практически его заставили написать рапорт о переводе. Через пару месяцев в эту часть перевелся и Ермилов. Каким образом это было сделано, я еще выясню. Я обзвонил все службы, в поисках Петренко. Найти подполковника не удалось. Как выяснилось, Петренко передали информацию, что я хочу его увидеть, и он срочно покинул часть. Затем в части появляется пребывающий сегодня в отпуске Ермилов. После короткого разговора с Колпаковым из инженерной службы он берет ключи от склада, хватает там пару «стечкиных», «эфку» и «ргдэшку» и тоже удирает из части на своей машине. Вот такие пироги.
– Как узнали, что он взял оружие? – осипший голос выдавал состояние капитана.
– О беседе с Ермиловым мне доложил старший лейтенант Колпаков. Ему не понравилось поведение прапорщика. Мне показалось подозрительным, что Ермилов на фоне нашей проверки, находясь в отпуске, приехал и спустя минут двадцать свалил на машине из части, тем более что его мы уже взяли «на заметку». Начали разбираться, что он делал в части. Тут и всплыл его поход на склад. Я прошел вместе с его сменщиком – прапорщиком Шмелевым и полковником Черновым на склад. В ходе осмотра заметили сдвинутые ящики с оружием. Ермилов вооружался в явной спешке и просто бросил их там.
– И что теперь? – Трофимов закрыл глаза и устало помассировал веки ладонями.
– Будем искать уродов, – отчеканил Ярцев. – Василию Афанасьевичу я уже отзвонился. Сюда уже едут наши сотрудники. Военную прокуратуру в известность поставил. Их человек тоже скоро будет. С райотделом Чернов связался. Сейчас опергруппа с нашим патрулем летит на квартиру прапорщика. К дому Петренко поехал капитан Макаров со своими бойцами из взвода разведки. Если он будет там, они его сюда привезут. Все патрули, находящиеся в городе, усилены и проинструктированы. Милиция обещала выставить посты ГАИ на выезде.
– Мда, дела, – Трофимов стиснул челюсти, на скулах заиграли желваки, – надо вазелином запасаться.
– Причем в промышленных количествах, – вздохнул майор, – мало не покажется никому.
21 сентября 1978 года
В актовом зале все было подготовлено для сегодняшнего мероприятия. Толпа подростков усажена на стулья, предварительно выставленные у сцены. На сцене за большим столом, повернутым к аудитории, располагается «президиум». В середине, чуть откинувшись назад, сидит Леонид Романович. Он с улыбкой рассматривает оживленно переговаривающихся школьников. По левую руку от него располагаются наши комсорги Залесский и Богданов. Саша что-то шепчет на ухо сосредоточенному Николаю. Справа сидит наш классный руководитель – Ольга Александровна. Она нервно вертит шариковую ручку и временами покусывает губу. Переживает, чтобы мы не напортачили. Рядом пустой стул. На нем должен сидеть я. Но сейчас я стою чуть в стороне от президиума, у микрофона, готовый начать мероприятие. Пришлось, конечно, побегать, пропустить тренировку в среду с разрешения Семеновича, но дело того стоило.
Очень помог отец. После моей тренировки мы смогли серьезно поговорить. Папа был очень усталый и чем-то расстроенный. Не куривший уже несколько лет, он постоянно стоял у окна кухни и одну за другой нервно смолил сигареты, вытаскивая их из мягкой пачки «Ту-134». Иногда батя забывал их пригасить, и пламенеющие окурки тлеющими огоньками вылетали из форточки, пропадая в вечерней тьме. В таком состоянии я отца давно не видел. На мой недоуменный вопрос, что случилось, он только пожал плечами, пробормотал: «Не обращай внимания, это мои проблемы» и продолжил жадно затягиваться.
Чтобы узнать о произошедшем, пришлось, пока отец дымил на кухне, вытащить маму в свою комнату и поговорить с ней. Под моим натиском она упиралась недолго. Какая-то тварь написала на папу и Чернова анонимку, обвиняя их в «антисоветизме». В тот день отца до глубокого вечера терзали особисты, проверяющие «факты, изложенные в письме».
Заинтригованный произошедшим, я постарался воспользоваться своим необычным даром, чтобы узнать, кто написал анонимку. Но как ни напрягался и ни пытался сосредоточиться, ничего не получилось. Никаких озарений, так помогающих мне в последнее время, не произошло.
Измотанный допросами особистов отец, тем не менее, нашел время для разговора со мной.
Он пообщался с секретарем райкома партии. Николай Яковлевич дал телефон своего коллеги из райкома комсомола – Константина Дмитриевича Морозова, и пообещал с ним предварительно связаться, чтобы «приняли и посодействовали». На следующий день мы с Семеновичем звонили по этому номеру. Но главный комсомолец до конца недели был в командировке. Его секретарша попросила перезвонить попозже.
