– Это Ярвин тебе приказал? Он подарил меня тебе? – А она-то думала, что ее отпустили. В груди нестерпимо запекло от несправедливости.
– Нет, он просил позаботиться… А замуж – это если ты согласишься. Но я так понимаю, у вас в Ресляндии женщинам без мужа нельзя. И если надо, я готов.
– Попридержи-ка ты коней! – вдруг оборвал его Корн. – Пока у Эйслинг прошлый муж жив.
– Так он ее отпустил.
Капитан стражи сжал рукоять меча, и Эйслинг качнула головой.
– Король признал мой брак с Ярвином недействительным, – сказала она Корну и тут же обратилась к варвару: – Гундриг, спасибо за заботу, но ты свободен.
– Не хочешь свадьбу?
– С меня хватит свадеб. И прости меня, но из тебя выйдет не лучший муж.
Кажется, он не обиделся, но упрямо посмотрел на нее.
– Мне будет спокойнее, если ты меня подождешь. Если хочешь ехать куда-то дальше, я могу тебя доставить… Безо всяких свадеб.
– Нет, Гундриг, дальше я сама. Ты только, когда приедешь в замок, отыщи Варну и, если сможешь, приглядывай за ней или помоги выбраться и попасть в Хилн.
– Эйслинг, Варна здесь, – вдруг сказал Корн.
– Ярвин отправил ее в Хилн, как только уехал король, – подтвердил Гундриг.
«Ну вот, он еще и подругу успел отправить в надежное место. Почему ты такой, Ярвин?» И сладко, и горько стало от осознания, что ее муж обо всем позаботился. Ей выделил своего верного Гундрига, а Варну отправил в Хилн.
Эйслинг сцепила руки на коленях. Не время думать об этом.
Как только Гундриг ушел, она встала.
– Корн, я хочу забрать свой сундучок.
Капитан не выразил удивления. Он стал странно спокойным, а его движения еще более четкими, чем обычно.
Деревянный сундучок размером меньше лекарского саквояжа появился как по волшебству. Корн поставил его на колени Эйслинг и отошел на шаг. Обитые железом углы даже через ткань платья впивались в кожу, но это не заботило.
Этот сундук она вынесла от дракона последним. Ящер не очень-то им интересовался. Слишком невзрачный, без камней и каких-либо украшений. Пожалуй, там могли хранить лишь письма и бумаги, но не драгоценности. Эйслинг и сама думала, что в нем нет ничего ценного.
Она провела рукой по гладкому дереву и без видимых усилий откинула крышку. В темноте отчетливо различались крупные золотые монеты. Они заполняли сундучок почти доверху. О том, чтобы его сохранить, Эйслинг поначалу и не думала, но позже поняла, что ей понадобится золото. Король мог узнать, что его дочь жива, и тогда пришлось бы бежать, а женщине без денег сделать это довольно сложно.
– Значит, уезжаешь? Далеко? – спросил Корн, все еще стискивая рукоять меча.
– Я думала о юге. О свободных землях или, может быть, дальше. – Она взяла горсть монет и сунула их в кармашек для ниток на своем платье. – Ты не мог бы принести мне кошелек, а лучше несколько кошельков?
Она поднялась и поставила сундучок на кресло.
– Ты хочешь ехать прямо ночью?
– Чем раньше, тем лучше. На пути сюда нас чуть не схватили… Наверное, это были просто разведчики, думаю, они не собирались нападать, только им некуда было деваться, потому что мы их заметили. В общем, я не хочу рисковать.
Говорить становилось все тяжелее. Отчего-то даже поднять глаза на Корна стало сложно. Поэтому Эйслинг рассматривала тускло поблескивающее золото. В сундучке лежала неплохая сумма. Здесь хватало на новую жизнь: на крошечный домик, краски и бумагу. Эйслинг много раз представляла, чем бы она могла зарабатывать. У нее не было ремесла, но она хорошо писала, знала языки. И, наверное, смогла бы как-то устроить свою жизнь. Но точно не в Ресляндии.
– Подожди здесь, я сейчас соберусь, отдам последние распоряжения, и поедем… Надо кого-то назначить капитаном вместо себя.
– Что? Нет, Корн. – Эйслинг схватила его загрубевшую руку и заглянула в глаза. – Хилн твоя жизнь, ты сам говорил.
– Я не могу просто отправить тебя одну неизвестно куда.
– И не надо. Я разбужу Варну, мы поговорим, и она поедет со мной.
Эйслинг очень надеялась, что так и будет. Хотя, кто знает, возможно, ее компаньонка, как и Ярвин, не терпит обмана. От этой мысли во рту появилась горечь.
– Ну, отправлять двух женщин – это еще хуже!
– Корн, здесь ты будешь полезнее. Кто защитит людей, если не ты? Тем более я хотела тебя кое о чем просить… – Она запнулась.
– О чем же?
– Ярвин, его люди, а вместе с ними и несколько человек из ближайших деревень остались в Замке-на-скале. А Дайра стоит под стенами. Пока у них мир, но я боюсь, скоро начнется осада. Людям в замке будет тяжело.
– Я думал, король одобряет варвара.
– И да, и нет… Это сложно. Просто пообещай, что поможешь. Ты знаешь, как пробраться туда незамеченным.
– А как же ты?
Корн тоже сжал ее руку, гораздо крепче, чем обычно. Сейчас на его лице четко виделись все морщинки. Будто он за миг постарел.
– А я уеду из этих земель. Отправлюсь туда, где нет короля.
Почему-то только сейчас она поняла, что уходит из ставшего родным Хилбора. Хотя она всего-то незаконная дочь и не имела права считать эту землю своей. Но как-то незаметно все – от бурной реки до камней под ногами – начало принадлежать ей.
Эйслинг отпустила руку Корна и посмотрела на сундук с золотом.
«Это свобода, помни…» Боже, она столько всего помнила! Ветер, который путал ее волосы, когда она скакала по склонам Хилбора. Запах нарциссов, который накрывал все кругом по весне. Холод стен Замка-на-скале и тепло солнца, которое заглядывало в спальню… А еще помнила нежные руки и быструю улыбку Ярвина, когда тот не поверил, что Эйслинг отправилась к дракону сама.
– Черт. – Она тяжело вздохнула. – Корн, попроси кого-нибудь догнать Гундрига.
Глава 16
Внизу что-то происходило. Королевские воины плотно обступили шатры короля, будто готовились к атаке. Но в то же время вокруг бегали слуги. Они тащили подносы с едой, кубки с выпивкой, воду в ведрах, угли и белые ткани. Если таким способом Дайра устраивает себе купальню, то зачем ему два ряда гвардейцев?
«Боится, что нападут, пока он голышом?» – Ярвин даже улыбнулся, представляя такую жуть: ярган Северного острова в шкуре колет мечом в купальне голого короля.
Боги засмеют.
Но все же там что-то намечалось. Со стены у ворот хорошо просматривался вражеский лагерь, несмотря на сумерки. Вдалеке под холмом угадывались очертания катапульты, чуть ближе щетинились копья, оставленные гвардейцами. Радовало, что не было видно реальной армии.
А все равно на душе неспокойно.
