Книга Чертополох и терн. Возрождение веры, страница 132. Автор книги Максим Кантор

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Чертополох и терн. Возрождение веры»

Cтраница 132

Мастерская падуанского живописца Франческо Скварчоне выделялась из прочих. Рассказывают, что учеников было много (называют цифру 163, «банда отчаянных голодранцев», по выражению темпераментного историка искусств Лонги), практически академия. У Скварчоне копировали античные статуи, даже изготовляли слепки. Скварчоне был коллекционер древностей, даже путешествовал в Грецию, чтобы видеть статуи воочию. В искусствознании существует термин «скварчонята», описывающий питомцев мастерской.

Подающего надежды Андреа Мантенью, сына плотника, учитель Скварчоне усыновил; то была придирчивая опека, Мантенья освободился от «отцовства» судебным решением восемь лет спустя, когда вошел в клан Беллини. К тому времени, как юноша вошел в клан венецианских живописцев, клан властный, с собственной эстетикой и отлаженными правилами письма, Мантенья, по всей видимости, выработал собственный взгляд на античную пластику.

3

Скварчоне усыновил Андреа Мантенью, приучил к античной традиции, но, войдя в клан Беллини, Мантенья испытал влияние, пожалуй, более существенное – оказался в семье художника, во всех отношениях несравненного. Якопо Беллини научил Мантенью и своих собственных сыновей сопрягать античное рисование с таким пониманием сюжета и композиции, который античной эстетике не свойственен. Страстная и вместе с тем исключительно сдержанная и сухая манера письма Андреа Мантеньи обязана своим происхождением рисунку; это странное утверждение, однако имеется в виду рисунок особый, рисунок его тестя Якопо Беллини. Рисунки Якопо Беллини, небывалые для того времени, кропотливо выполненные, не уступают картинам и фрескам и являются самостоятельным жанром (в то время рисунок был вспомогательной дисциплиной). Рисунок, свободный от эмоций цвета, сконцентрирован на каркасе рассуждения – чувства словно бы погашены. Это не значит, что произведение бесчувственно; значит лишь, что эмоции сознательно притушены, не на первом плане. Так именно и писал в дальнейшем Андреа Мантенья – эмоции в его работах спрятаны, художник не выдвигает переживание на первый план. То же самое можно сказать и о Джованни Беллини – он венецианец, то есть, по определению, должен чувствовать бурно и писать ярко. И однако манера Джованни Беллини вести диалог со зрителем – сдержанная; художник избегает экстатических жестов и ярких красок. И Джованни Беллини, и Андреа Мантенья – именно в манере речи, в этике выражения чувства, в корректности скупого слова – стали продолжателями Якопо Беллини. То, чему прежде всего учит учитель, это не прием и даже не оригинальная мысль – это стиль мышления. Полагаю, что стиль рисования Якопо Беллини сформировал стиль мышления Джованни и Джентиле Беллини и их шурина Мантеньи. Строй работ Андреа Мантеньи напоминает речь человека, уверенного в правоте и знаниях, не нуждающегося в эмоциональном выражении. Тот, кто говорит спокойно, часто переживает сильнее, нежели крикун. Именно потому, что чувства сильны, человек не дает выход крику – не желает обесценить переживание.

Именно у Якопо Беллини (то есть у холодного рисунка) Мантенья научился умению рассказывать об ужасном так спокойно, что спокойствие превращает боль – в гимн. Себастьян под пыткой, мертвый Христос, мученики столь бесстрастно нарисованы, что мука переживается зрителем, как рассуждение об истине.

Никого равного Якопо Беллини Мантенья в своей жизни не встречал; скорее всего, равного мастера просто и не существовало. Иное дело, что проявился гений Якопо особым образом.

Сын лудильщика, Якопо Беллини – художник, по выражению Муратова, «более прославившийся как отец Джованни и Джентиле Беллини», создал небывалый жанр, рисунок – столь же значимый, как фреска и картина. Спустя некоторое время Леонардо создаст величественный рисунок к композиции «Анна и Мария с младенцем», но эта вещь, равно как и подготовительный картон Рафаэля к «Афинской школе», несмотря на то что и то и другое – монументальные и величественные произведения, все же носит характер вспомогательной работы. Кодексы Леонардо (огромное собрание рисунков), возможно, страницы колоссальной утопии; но каждый из листов – это именно фрагмент, но не целое. Якопо Беллини выполнял каждый свой рисунок как законченное, цельное произведение.

Живопись Якопо рассыпана по церквам (часто вещи писались в соавторстве с сыновьями, и выделить руку отца невозможно) – и, скорее всего, мастер считал именно рисунки своей основной деятельностью. Считается (нетвердо доказано), что Якопо был учеником Джентиле да Фабриано; но если так, его живопись (собственно красочная кладка) уступает мастерству Фабриано, тонкого колориста. Сила Якопо в ином, и сам он знал, в чем именно. Рисунки Якопо понимал как квинтэссенцию искусства; считал, что в рисунке содержится больше информации, нежели в живописи. Рисунок Якопо – это компендиум представлений о мире. Кропотливо множа подробности и усложняя целое, Якопо добивался того же, чего добивался Брейгель, – описания мироздания, где античный миф будет соседствовать с христианской легендой, бестиарий с житиями святых, архитектурные штудии с портретами людей. Причем это объединяется не в том жанре, в каком нам это предлагает стремительное перо Леонардо, но в исследовательско-скрупулезной манере, которая объединяет все: мир богат и может вместить в себя любые подробности. Энциклопедичность не может не влиять на сознание: младшее поколение художников в семье Беллини росло с уверенностью, что знать надо все и что все знания – любые – нужно сопрягать. Не существует отдельных знаний. Знание является таковым, лишь будучи вплавлено в общее представление о мире. За полтораста лет до Якопо такому отношению к знаниям учил Альберт Великий, сопрягавший и естественные науки, и схоластику; нет надобности говорить, что Якопо Беллини не был «схоластом» или «гуманистом» – он был прежде всего ремесленником в искусстве. Но вот его зять и последователь Андреа Мантенья, ставший и латинистом, и гуманистом, и художником – он уже сознательно сопрягал гуманистические штудии и рисование.

Якопо хранил собрание рисунков, осознанно скомпоновав их в единое целое. Эти «книги» рисунков Якопо Беллини можно изучать в графическом отделе Британского музея среди прочих собраний рисунков – от «кодексов» Леонардо до серий офортов Гойи – нет столь подробной энциклопедии мира идей. Якопо рисует архитектуру, ландшафты и людей внутри сложного пространства; но прежде всего он рисует структуру сознания, вместившего все сразу. Детальные, проработанные композиции объясняют, как устроены горы (спиралью, напоминающей о маршруте Данте), как устроены чудовища и герои (Мантенья, Джованни Беллини, Тура и Босх следуют его разработкам), как анатомия человека связана с устройством общества (анатомические штудии Леонардо родственны рисунку «Гробница ученого»), как план города определяет жизнь общества (действие больших композиций развивается на площадях городов, подчиняясь их структуре). Якопо оставил в рисунках множество продуманных сопоставлений, не реализованных никем ни во фресковой, ни в станковой живописи. Например, Якопо, изображая поединки Георгия с драконом, скачку на гиппогрифе, битвы с чудищами, рисует людей, облаченных в доспехи, напоминающие строение рептилий. Так, один из воинов на рисунке «Битва с драконом» прикрывается щитом, сделанным из цельного панциря гигантской черепахи, отчего сам воин становится похож на рептилию; другой воин на шлеме носит перепончатые крылья; у третьего на поножах драконьи лапы и т. п. Тем самым облик чудища и облик человека смешаны в единый полиморфный образ – сто лет спустя так будет рисовать Босх; но во времена Якопо Беллини до такого не додумался никто. Якопо так рисует архитектуру, что колонны, фонтаны, карнизы вплетаются в сюжет истории, становятся действующими лицами наряду с людьми – и спустя годы Андреа Мантенья станет использовать этот прием, вплетая римские колонны в христианские сюжеты. Возможно, что и Козимо Тура изучал эти рисунки, если приезжал в Венецию (в конце концов, не все передвижения мастеров зафиксированы, это в принципе невозможно); во всяком случае, въедливое, колючее свое рисование Тура, скорее всего, заимствовал как у Рогира, так и у Якопо.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация