Донато Джаннотти оставил так называемые «Диалоги о числе дней, проведенных Данте в поисках Ада и Чистилища», где эта проблема подробно обсуждается. Обаятельный текст, написанный по образцу платоновских диалогов (как большинство текстов того времени и того круга), начинается с анализа хронометража «Комедии», составленного Кристофоро Ландино. Микеланджело легко показывает по тексту, сколько дней Данте путешествовал и т. п. Помимо прочего, мастер обнаруживает основательные познания в астрономии. Но важнее та часть, что посвящена тирании и восстанию.
«Когда к художнику обратились с вопросом, почему Данте поместил Брута и Кассия в последнем кругу Ада, а Цезаря – выше, он разъяснил свое понимание: “Прочтите внимательно первые песни, и вы убедитесь, что Данте прекрасно понимал натуру тиранов и знал, какой кары они заслуживают от Бога и от людей. Он относит их к грешникам, совершившим “насилие над ближним”, которых наказывают в седьмом круге, погружая их в кипящую кровь (…)” Поскольку Данте на это так смотрит, едва ли можно допустить, чтобы он смотрел на Цезаря иначе, как на тирана своей родины, и не считал, что Брут и Кассий вправе были его не убить; ибо тот, кто умерщвляет тирана, убивает не человека, а зверя в человеческом образе». Все тираны лишены естественной для человека любви к ближнему, лишены человеческих наклонностей – это уже не люди, а звери. Что у них нет любви к ближнему – не подлежит сомнению, иначе они не стали бы захватывать того, что принадлежит другим, и, попирая других, не сделались бы тиранами… Отсюда ясно, что тот, кто убивает тирана, не совершает убийства, ибо он убивает не человека, а зверя в человеческом образе.
И это, казалось бы, сказано предельно ясно. Однако Микеланджело продолжает, не желая прямо опровергать Данте; лукавит мастер или нет, всякий может судить сам.
«Хотя затем спешит добавить, что от тиранов следует отличать наследственных королей и вообще законных властителей: “Я не говорю здесь о повелителях, чья власть освящена веками или покоится на воле народной, и которые управляют своим городом в полном единомыслии с народом…”»
Здесь Микеланджело цитирует Макиавелли, который советует тирану полагаться не на знать, которая изменит, но на народ, который верит. Микеланджело развивает речь так:
«Микеланджело: но учитывая то, что произошло после смерти Цезаря, тот факт, что он стал тираном, был бы меньшим злом. Возможно, со временем Цезарь устал бы властвовать и сделал бы то, что сделал Сулла, вернул бы свободу родине и восстановил бы республику. Я думаю, что убийство могущественного властителя, независимо от того, справедлив ли он или нет, это проявление огромного самомнения, и неизвестно, чего можно ожидать после смерти тирана»
[25].
В устах Микеланджело (если слова переданы верно) упрек в самомнении звучит странно. Самомнение у самого мастера высокое; иное дело, что Микеланджело не совершал насильственных действий. Важно в этом отрывке то, что Микеланджело (он уже стар) убежден в предопределенном крахе республики, а уповать на то, что республика возникнет сама собой, да еще по воле тирана, он вряд ли может. Но считает нужным выразить надежду на эволюционный характер перемен. Остается предположить, что идеальную республику он видит иначе, нежели предъявленные варианты.
«Я не согласен с теми, кто думает, что добро следует внедрять злыми методами, то есть убийством; не согласен с теми, кто не учитывает, что времена меняются (…), что люди устают, и иногда добро, которого ждешь, приходит неожиданно и без надобности опасных действий. Во времена Суллы многие хотели свободы Рима и желали, чтобы Сулла был убит, но, когда увидели, что Сулла добровольно отрекся от диктатуры и вернул свободу, не думаете ли вы, что они обрадовались миру, восстановленному в республике без кровопролития? И тогда осудили они свое желание убить Суллу. Если бы Цезарь остался в живых и сделал то же, что Сулла, и тогда тот, кто замыслил убийство, поступил бы дурно. Данте был, вероятно, убежден, что Цезарь будет делать то же самое, что и Сулла, и думал, что Брут и Кассий допустили ошибку и поэтому заслуживают наказания, которое он им назначил»
[26].
В этой реплике по меньшей мере три допущения: Цезарь вряд ли отрекся бы от власти (Цезарю принадлежит фраза «Сулла, вероятно, не знал азбуки, когда писал свое отречение»), Данте не приветствовал бы отречение Цезаря (ведь Данте желал торжества единой власти в императоре), и отречение Суллы, сколь бы ни было прекрасным, не вернуло жизни тех, кого он убил, будучи тираном. Микеланджело обманывает сам себя, как всегда обманывают себя те, кто полагает, будто тиран добровольно, словно пресытившийся властью Сулла, откажется от власти. В поздние годы советской власти ходила легенда, будто Сталин устраивал «чистки» лишь затем, чтобы, совершенно очистив страну от зловредных партийцев и чекистов, отречься от верховной власти и удалиться в скит по примеру Александра Первого. Впрочем, сомнительно, чтобы Микеланджело (а в этом диалоге он демонстрирует знание истории, а не только текста Данте) надеялся на добровольное отречение тиранов Флоренции. Сказано это скорее ради смягчения противоречий с Данте. Грехи и слабости республики были столь же очевидны для Микеланджело, как и грехи тирании, но это не повод принять империю. Собственно говоря, всякий раз, когда Флорентийская республика оказывалась вновь под властью Медичи, причиной была слабость и коррупция республики, а не только алчность тирании. Очевидно, что автор портрета идеального тираноборца видит республику иначе, нежели просто торжество восстания во Флоренции или Риме. Он думает о мировой республике – так, как Данте думал о мировой империи.
Существует великая поэма Пальмиери, своего рода ответ Данте – «Град жизни»; вершина ренессансной мысли, синтезирующая теократический гуманизм и концепцию Римской республики; Микеланджело ее, разумеется, не только знал, но вдохновлялся ей наряду с «Комедией» Данте. Во всяком случае, концепция статуса человеческого рода, написанная Пальмиери, изображена Микеланджело наглядно. Маттео Пальмиери едва ли не пятнадцать лет пишет поэму (закончил в 1464 г.) терцинами, огромную, тяжелую – в сто песен, повторяющую конструкцию «Комедии» Данте. В «Граде жизни» также три книги, по тридцать три песни в каждой, в третьей книге песен тридцать четыре. Кумская сивилла, провожатая автора поэмы (вот откуда появляется Кумская сивилла на потолке Сикстинской капеллы, и вот в чем ее роль и роль прочих сивилл!), объясняет автору природу людей: люди (человеческий род) есть не что иное, как ангелы. Сивилла рассказывает: треть популяции ангелов предала Бога и стала бесами, вторая треть осталась Богу верна, а последняя треть пребывает в сомнениях и хочет понять самих себя и Бога – вот эта третья часть племени ангелов и есть люди.
В девятой песне первой книги Пальмиери пишет:
Tu mostri che di ciel creata e netta si parte l’alma per venire in terra
ad fare homo in carne da lei electa; et di che quando fu la prima guerra
tra li creati spirti, el creatore
