Я подошел к ней и поцеловал в сухую мягкую щеку.
— Здравствуйте тёть Паш, вы все тут работаете?
— А где ж мне быть-то? — усмехнулась она, — А ты, как погляжу, милиционером стал. Но вроде ж я слышала, что по военному делу пошел…
— По военному, — согласился я, — но вот ранен был, а теперь — комиссован. Так что — да, нынче я милиционер — здесь, в Бережково, в отделе служу. Вот, пришел поговорить к вам по поводу убийства сторожа…
— Да-а, плохое дело с Миронычем нашим произошло, — покачала головой женщина, — неплохой человек был, вот только выпивать в последнее время совсем сильно начал. Где только брал-то? — и замолчала, скорбно поджав губы.
— А что-то еще можете мне рассказать по этому делу? — спросил я ее, в общем-то, без особой надежды уже, услышать что-то новое.
— По поводу Мироныча — ни чё не скажу. Я-то и пришла, когда его ваши уже с лестницы подняли. Но вот по поводу разгрома здесь, может, чем и помогу…
— Владимиру Прокопьевичу это рассказывали?
— Владимиру Проко… а-а, тому милиционеру, который до тебя нас расспрашивал? Его ведь тоже… это… — губы пожилой женщины опять поджались.
— Да, я на его место и пришел, — был вынужден подтвердить я.
— Дык я ему только то и говорила, что про Мироныча знала… — недоуменно выдала тётя Паша. — Он и не спрашивал, и к Миронычу это отношения не имеет… да и потом, кто он такой, чтоб ему все докладывать? Посмеялся бы еще, дескать, бабка на старости лет выдумывать начала. А ты-то свой — родня нам, как ни посмотри, бабушка твоя, чей крестной мне приходилась… а значит, не засмеешь струю женщину, выслушаешь.
Вот то, что моя бабуля с юности крепко дружна была с матушкой тети Паши, это я знал. А вот про крестную…
— Так что вы рассказать-то хотели, — вернул я разговор к началу.
— Дык про Свешниковых… — произнесла она, понизив голос, и заглянула мне в лицо снизу вверх, ища понимания.
— Так, а они здесь причем? — тем не менее, не смог я удержать удивления.
— А в чьем доме мы сейчас находимся? Погром-то туточки был, а значит их и касательно…
— Может и так… — задумался я, — Но они же все уехали? Разве не так? — мне ж, не далее, как пару часов назад, и отец Симеон об отъезде главы купеческого рода рассказывал.
— Михал Ефремыч — да, уехал, еще в осьмнадцатом, — подтвердила тетя Паша, — и Зойка за ним увязалась…
— Какая Зойка? — не понял я.
— Дык слюбовница его, наша с Анютой сестрица двоюродная! Хотя, вроде говорили, что венчался хозяин на ей… но на счет этого точно не знаю…
— Подождите, теть Паш, какое отношение эти старые события имеют к нынешним происшествиям?
— Вот уж и не скажу… потому и этому Владимиру… как его там по батюшке, запамятовала… ничего не говорила. Но видела я…
Более ничего сказать она не успела, по лестнице простучали скорые шаги, и в полуподвал зашла Ольга, показавшись на пороге первой из четырех проходных комнат.
— Ты это, Коль, приходи к нам с Анютой… завтра. Мы на службу в церкву сходим с утра, а часам к двум уж точно возвернемся. У нас и поговорим спокойно, а ты уж сам решишь, надо оно тебе или нет.
Я кивнул тете Паше и пообещал зайти к ним завтра обязательно. Уж не знаю, пригодится то, что расскажет женщина, или нет, но в моем положении, когда информации, считай, и вовсе никакой не имеется, послушать ее стоит. Авось, что и дельное откроется.
А вот беседы, что с Ольгой, что с Глафирой, ничего толкового мне не дали — все то же, что и раньше: пришли утром, обнаружили свалившегося с лестницы сторожа, вызвали наших — и все на этом.
Но вот беседа с тетей Пашей все же некоторые мысли в мою голову заронила. Вот над обдумыванием их, я и провел оставшиеся часы на работе.
Нет, ничего явного или конкретного не надумал, но вот ту зацепку, что мелькнула у меня в подвале во время осмотра содержимого сундуков, я ухватил. А толчком к пониманию послужили тети Пашины слова, что дело-то происходит в доме Свешниковых. И, как оказалось, я уже и сам к тому моменту подспудно догадывался, что все дело касается именно этого семейства.
На кладбище выходило что? Разгромили памятники трех родов — Решетовых, Деминых и тех же Свешниковых. Не все, а только в том месте, где, так сказать, стык родовых участков проходил. Значит, вероятность того, что по какой-то причине разбили одно — конкретное надгробие, а остальные порушили лишь, что бы было непонятно, какое именно интересовало погромщиков, имеется.
Сюда же следует добавить и то, что самым разбитым оказался, чей памятник? Да вот… матушки последнего главы все той же семьи.
А сундук с бумагами из кабинета, чей был последним в ряду перевернутых? Тоже, их же… И вот как раз это меня и задело в словах Клавдии Васильевны, что именно по порядку искали, и именно, что на Свешниковских бумагах и остановились.
К этому можно отнести и то, что Решитовский сундук не тронули. Хотя, это уже — так, не очень явное совпадение, но в совокупности к другим…
Когда я выдал Михаилу Лукьяновичу результаты своих раздумий, он тоже пришел к тому же выводу, что все завязывается на Свешниковых. Это — раз. Дела по убийству сторожей теперь вполне можно объединять в одно. Это — два. И что в гости к тете Паше идти и слушать то, что она может рассказать про семью купца, нужно обязательно. Это — три.
Конечно, понимания, что происходит, мы по итогу полученной информации не заимели, но, как оказалось, сегодняшний день был проведен мною все-таки не зря — хоть какое-то направление в расследовании теперь имелось.
Домой я сегодня вернулся рано — не было еще и семи вечера, когда я переступил порог.
Алина развешивала белье на веревке, что протянулась от старой яблони почти через весь двор. Маняша крутилась возле нее, а Мишка, запыхавшийся и взлохмаченный, рубил дрова.
Те, горой чурок, возвышались сразу за воротами и еще утром я их похоже не видел.
— Да, сегодня днем привезли, — подтвердила Алина, — теперь вот надо колоть и укладывать в шиш за сараем.
Я кивнул и, дурачась, отрапортовал:
— Задание понял! А Мишка уже принялся за дело?
— Да это он на баню колет, сегодня ж суббота. Не знаю… я ему говорила, что б сухих лучше взял, что там с прошлого года осталось, — махнула невестка рукой на сарай. Но кто ж меня слушать будет, весь в отца… Да и ладно. Жара такая, топить-то сильно не надо — так, камни чуть прогреть, да воду погорячее сделать. А там, раз помучается, в другой умнее станет, — усмехнулась она.
Ну, и после ужина все потихоньку потянулись в баню. Первыми пошли Алина с Маняшей, к ним присоединилась Марфа, которая часам к девяти вернулась из госпиталя. Потом туда направилась и жиличка.
Ее я, считай, и не видел, только слышал, что пришла и что-то там обсуждала своим насмешливым тоном с Марфушей в прихожей. Мы с Мишкой, чтоб не терять времени даром, занимались дровами. Я колол, а он, как более умелый, укладывал их в поленницу в сарае.
