Да и на вопросы всхлипывающей тети Ани, которая, вдруг встрепенувшись, когда мы мыли руки уже, решила поинтересоваться происходящим, он ответил кратко, но в том же духе:
— Да, удар о камень.
И только в машине, когда мы отъехали от дома, принялся докладывать полноценно:
— Убийство, без сомнений. Человек, как правило, не падает плашмя, тем более при головокружении. А там удар, предположительно острым краем камня, немного даже сверху нанесен. Как я слышал из разговора женщин, находившихся в доме с сестрой убитой, что когда ее нашли, лежала она ровненько, точно спящая. Нет, так люди не падают. Ее точно сначала ударили, а потом положили на спину, а камень подсунули под голову.
Я, в общем-то, был с ним согласен. Поскольку еще в первый приход успел поговорить с одной из тех женщин, что нашли Анну Семеновну на дорожке, которая тянулась через заросшую территорию старого монастырского кладбища. Действительно, когда ее нашли, она лежала ровно на спине, с руками, вытянутыми вдоль тела. Но все же следовало и место преступления осмотреть.
А потому, дождавшись, когда Геворг Ашотович напишет свое заключение, и, отпустив его домой, мы с Марком отправились к Вознесенскому храму. Там мы обнаружили вытоптанное место в траве возле дорожки в том месте, где нашли убитую, из чего мы решили, что народу набежало тогда немало. Так же нашли и камень, который, видимо, отпихнули в суматохе, но, тем не менее, он, что на гладких плитках тропы, что на немощеной почве рядом, выглядел чужеродно, и было понятно, что принесен он сюда специально и оказаться здесь сам, никак не мог.
Дежурить в ночь я оставался с Лизой. На мой удивленный вопрос, что секретарь-делопроизводитель обычно лицо вольнонаемное и к несению службы не привлекается, мне со смехом было отвечено, что, во-первых, времена нынче не те, чтоб просто вольнонаемными оставаться, а во-вторых, что из пистолета стреляет она отлично, и потому бояться с ней оставаться я не должен — она меня защитит.
Шутливый выговор немного разрядил угнетающую атмосферу, которая нависала над отделом весь день, с того самого момента, как узналось об убийстве похоже очень важного свидетеля. И я уже с более спокойной душой приступил к несению своего первого боевого дежурства на новой должности.
Часам к семи вечера мы остались одни. Лиза взялась печатать какие-то формуляры и резво застучала по клавишам. А я, чтоб немного отвлечься от насущного, в надежде, что потом, со «свежей» головы и думаться будет легче, решил пока ознакомится с довоенными делами, хранящимися в архиве отдела. Так же меня подтолкнуло к этому понимание, что открытые и благополучно завершенные дела, проведенные по правилам людьми более знающими, чем я, помогут и мне освоить некоторые специфические премудрости моей новой профессии.
Но только я поднялся к себе из полуподвала, и разложил на столе несколько отобранных папок, решая, с которой начать, как послышался отдаленной звук открываемой входной двери, а по коридору процоколи каблучки посетительницы.
Нет, не посетительницы.
К моменту, когда Любовь Михайловна возникла в проеме распахнутых дверей приемной, я успел подняться из-за своего стола и уже находился возле Лизиного, не желая оставлять ее одну перед лицом возможных проблем. Все ж офицером милиции здесь был я, а не она.
Естественно, моей… кхм, первому секретарю райкома эта картина не понравилась. Она зло, с вызовом, посмотрела на девушку, которая, слава богу, ничего не поняла и, просто поприветствовав парторга слободы, снова уселась на свое место. Я, понимая, что Лиза уже на нас не глядит, а все внимание ее снова отдано бумагам, вопросительно вздернул бровь в молчаливом вопросе.
— Мне нужно с вами поговорить, Николай Алексеич, — ответила Люба и, посмотрев на нашего секретаря, добавила: — По делу.
— Проходите, Любовь Михайловна, — предложил я, поводя рукой на дверь кабинета за своей спиной.
Ну, а как я мог еще поступить?
Впрочем, Лизе явно не было до нас никакого дела и на все наши политесы, разыгранные в основном для нее же, она внимания не обратила.
Мы прошли внутрь комнаты, и Люба закрыла за собой дверь.
— Пожалуйста, присаживайтесь, — предложил я ей расположиться на стуле, стоящем с внешней стороны моего стола, как сделал бы это, будь передо мной любой другой посетитель.
— Прекрати сейчас же, — прошипела женщина и даже хлопнула ладошкой по тем папкам, которые я пять минут назад разложил пред собой, но на предложенный стул уселась.
Меня, поганца такого… ха-ха, ее раздражение порадовало.
— Уважаемая Любовь Михална, я не понимаю вас. Я здесь на работе — при исполнении. Вы тоже пришли по делу…
— Да по какому делу?! — взвилась она, но покосившись на дверь и видно вспомнив, что стол Лизы сразу за ней, тон свой все-таки понизила, — Ты сегодня все утро избегал меня, а потом и вовсе ушел, не сказав мне ни слова!
— Я избегал вас?! — избегал-избегал конечно, но ей об этом знать совершенно ни к чему, — Да мы с Мишкой целую кучу дров перекололи и в сарай перенесли! Так что бегать мне от вас было просто некогда.
— Ладно, — махнула рукой женщина, — уговорил.
— Так зачем пришла, Люб, если не по делу? — тоже уже без издевки, просто желая свернуть все побыстрей и спровадить ее восвояси, спросил я.
— Да просто так! Дома делать нечего. В парткоме тоже тишина — один Захарыч кукует на посту, вот и решила к тебе наведаться. Подумала, может, скучаешь тут без меня… — улыбнулась она тягуче, при этом прикусив губу и поерзав по ней зубиком.
Тьфу ты! Я почувствовал позыв сглотнуть набежавший в горле ком. Но ответил ей, тем не менее, спокойно:
— Как видишь, не скучаю — дел много, — и указал на свой стол, так кстати заваленный папками.
— Вижу, — протянула она и, встав порывисто со стула, направилась к карте слободы, висевшей на стене слева.
Она разглядывала карту… а я ее.
Вот что не так? Красивая женщина, даже очень. И ко мне… хм, со всей душой. Вот только, как раз мне, все это, не заходило ни в какую!
Отчего? Было ли тому виной то предубеждение, что возникло у меня после слов Алины и Марфуши, сказанных о ней еще до нашего знакомства? Или все же та некая гниль, которую почувствовал я в этой женщине в первое мгновение, все-таки имела место?
Не знаю… и теперь, после вчерашнего в бане, наверное, трезво рассудить я уже не смогу. В отношении нее, все теперь перекрывало нечто чувственное и инстинктивное, отчего разум мой пасовал, и логически оценивать происходящее как-то не получалось.
— Это у вас места убийств указаны? — меж тем спросила Любовь Михайловна, ткнув пальцем в один из красных флажков.
— Люба, — укоризненно покачал я головой, — это рабочая информация, ты-то должна это понимать?
— Да я просто так спросила… — пожала она плечами.
Да, кстати… рабочая информация… а почему бы и нет? Все ж наши отношения нынче более чем свойские…
