— Да-а, — подхватил неоконченную речь капитан, — Мурзина мы тогда упустили, ушел к складам, а потом и к реке, там видно в каком сарайчике была у него припрятана лодка. Да, собственно, это мы так думаем, парни-то его потеряли из виду еще на складах. А так, по делу — дальше разобрались, что действительно обрушено было специально, а значит и люди не случайно погибли там. И раз сбежал Мурзин, то было понятно, что зачем-то сделал он это… — он хлопнул с досады по столу, — теперь-то ясно, он тогда уже искал по папашиным подвалам, припрятанный тем клад! Каким уж образом он получил сию должность? Не знаю, это надо не у нас искать, а как минимум в Ниженном, так как связи он, похоже, имел достаточно высоко. А люди, те, что погибли, по всему выходило, что они его подручными были — с ним пришли, его только слушали. И это он их убил, когда понял, что в подвалах под складами нет никаких богатств.
— Согласен, — в один голос ответили мы с Пролом Арефьевичем на это.
Понятно, что раз ищет до сих пор, то под домом и прилегающими к нему постройками ничего тогда не нашлось. А то, что с теми подземельями он закончил, говорит сам факт, что исполнителей убрал, видно боясь, что те языком трепать станут.
На что надеялся? Думается, на то, что доставая людей, никто не заметит, что дерево у подпорок в подвале свежее. Все ж обвал, это дело непростое — земля, каменная крошка пополам с валунами, грязь, если после дождя. И вряд ли кому пришло бы в голову, копаясь во всем этом и доставая погибших, прикидывать возраст деревянных фрагментов. И, тем более, при таких обстоятельствах искать подпилы на них. Да и сбежал он не сразу, а продолжил спокойно руководить стройкой, и только тогда, когда за ним пришли, решил делать ноги. Что, опять же, подтверждает его вполне обоснованную надежду, что все легко сойдет ему с рук.
Пока я прикидывал, как все тогда происходило, капитан продолжал говорить:
— А через полгода к нам явились товарищи из НКВД. Но не наши из области, а те, что посерьезней будут — из госбезопасности… второй отдел. В общем, что уж было в тех бумагах, говорить я не могу, но приехавшие товарищи тогда подняли вновь это дело. Где они были полгода, тоже не знаю, возможно, сначала переданным документам не придали значения и не сразу рассмотрели их. Нам тогда, за упущенного Мурзина, задним число вынесли выговор, даже вон Арефьичу, хотя он по должности вроде был и ни при чем. Меня несколько раз вызывали на ковер в область… — тут капитан как-то споткнулся и довольно странно посмотрел на меня — настороженно и одновременно растерянно.
А завхоз, не дав затянуться паузе на долго, подхватил рассказ и стал сворачивать его:
— В общем, Коля, ты теперь понял, что это дело у нас забрали и в нашем архиве по нему мало, что есть.
Я кивнул, тут действительно все ясно…
— Кстати, время — почти четыре, — посмотрел на часы Прол Арефьевич, — вы домой сегодня собираетесь?
— Да-а, надо продвигаться, а то голова квадратная уже, — согласился с ним Михаил Лукьянович, — ты, Коль, только с Любовь Михалной не забудь поговорить… — обратился он ко мне, — Правда, ума не приложу, как ты это делать будешь… все ж, первый секретарь. Может женщина и не знала, что братья ее в бандитах ходят?
— Угу, — скептически хмыкнул Прол Арефьевич, — и именно по этому бегала на свиданку к ним ночью.
— Тоже верно… но все равно, ты поаккуратней с ней Коль. По крайней мере, пока мы банду не словим. А то у нас и предъявить-то ей нечего — только слова двух сильно пожилых женщин, одной из которых теперь уж нет.
Я кивнул, а про себя подумал, что аккуратно или уж как получится, но с Любой я поговорю сегодня обязательно. Мысль, которая подспудно одолевала меня на протяжении последних дней, а во время разговора с тетей Аней стала оформляться и вовсе вполне определенно: «А не Любовь ли Михайловна подсказала кому-то, что Павла Семеновна ждет в гости нового милиционера?». Она, конечно, первый секретарь райкома, и только должностью своей отводила подобные подозрения раньше, да и сплетничать ей, казалось бы, не с кем — просто круг общения не тот. Не на рынке же ей, парторгу-то, с другими женщинами языком-то трепать?
Но теперь, когда узналось, кто у нее братья… да и сама она, как оказалось, бывала в слободе в достаточно разумном возрасте и вполне была способна запомнить, что Старостины ей родственники… Вот только могла ли она догадываться, что такое откровение будет стоить пожилой женщине жизни? Ох, не хотелось мне в это верить, несмотря на наши весьма сложные отношения… не хотелось, но вот логика говорила о другом. Так что — да, разговор нам сегодня предстоит серьезный.
А дома было тихо и пусто. Это я понял сразу, как торкнулся в дверь, и она оказалась на запоре.
По причине того, что строился наш дом по образцу «самых приличных», а значит, палисадника не имел и парадное крыльцо выходило сразу на улицу, то и ключ оставляли мои не на притолоке двери. А вот где, я что-то запамятовал…
Так что, просто прошел через подъездной двор, обошел дом и уже там, возле ворот двора крытого, нашел, чем открыть его дверь. Есть не хотелось, да и усталость моя накопившаяся, которой я, пока шел, видно дал волю, повлекла меня сразу наверх, в мою спальню.
В общем, как раздевался — помню, как в наболевшую ногу втер мазь, вроде тоже, а вот как коснулся подушки головой, уже похоже, что и нет.
Проснулся от того, что кто-то скребется в мою дверь.
«— Наверное, Люба…», — подумалось сразу — это ж в ее манере приходить, когда именно ей хочется. Но потом сразу понял, что вот ей-то как раз и не свойственно так терпеливо ждать под дверью.
Открыл глаза — в окно во всю уж наплывал сумеречный свет. Вечер на дворе или, наоборот, заря на подходе?
В дверь поскреблись снова:
— Кто там? — откликнулся все же я.
— Это я, дядь, — ага, Мишкин голос, — Там тетя Марфуша собирается в госпиталь в ночь, и велит будить тебя, чтоб ты спускался.
— Зачем? — насторожился я, уже боясь, что произошло что-то опять.
— Дык чтоб поел.
Фух, новых происшествий похоже не случилось…
— А ты что не заходишь? — спросил я племянника — вроде ж и не в его манере тоже, большая-то церемонность.
— А заперто у тебя, дядь, — обескуражено прозвучал голос племянника.
Ха, глядишь ты, засыпал на ходу, а от Любы все ж спрятался!
Я встал, повернул ключ в замке, который действительно оказался запертым, и впустил племянника.
— Кто дома? — спросил его, пока сам одевался.
— Ну, кроме меня, еще тетя Марфуша, да тетя Люба только что пришла.
— И что она делает?
— Ужинает на кухне, собирается куда-то уходить.
— Куда, не знаешь?
— Дык откуда? Она это и не мне сказала, а тете Марфе, и пояснила, что по делам.
Очень интересно.
Тем временем я влез в холщовые дядины штаны и его же рубашку, в общем в то, что мне Марфуша выдала для дома. Широковаты мне были эти вещи конечно, но зато легки, а одевать что-то более серьезное, напарившись за день, совершенно не хотелось. Ноги всунул в шлепки на войлочной подошве — видно из того же набора, и мы с племянником отправились вниз.
