Похоже, Марфа как-то поняла, что на мне тоже кровь, хотя вроде и одежда была темной, да и здесь, под портиком темнотища, хоть выколи глаз, была. Возможно, она разглядела мое лицо, на котором удерживать выражение безмятежной уверенности, сил у меня просто уже не хватило. Не знаю. Но она принялась ощупывать и я, боясь, что она сейчас влезет пальцами в рану, честно сразу признал:
— Рука.
— Рука… нога… два часа не прошло, как был ты Коля жив и здоров… а что нынче? — бубнила зло Марфа, все же аккуратно трогая мою грудь и живот, где видно обнаружила сырую рубашку.
И вроде она пыталась ругаться, но голос ее дрожал и прерывался, выдавая испуг.
— Там Любина кровь, наверное… — подсказал я.
— Так это нашу драную кошку там осматривает Маркелыч? — уточнила Марфуша, покосившись на возню перед ступенями уж, наверное, восьми человек.
В этот момент две женщины в белых фартуках отделились от той группы и побежали бегом в корпус. А буквально через минуту, они же, выскочили из дверей, теперь неся носилки.
А до меня постепенно доходило, что запал упрямства на исходе и ноги начинают дрожать так, что удержать себя на них уже не получается. А потом и лицо Марфуши куда-то поплыло, да и слов ее я не слышал почему-то тоже…
Глава 15
В ноздри ввинтился едкий запах и, просверлив дыру до самого мозга, заставил осознать себя.
Сил открыть глаза, впрочем, не нашлось, но вот понять, что рядом разговаривает несколько человек, получилось. Хотя из-за шума в ушах разобрать слова я не мог, а потому, речь их так и осталась для меня бессмысленной.
Тут мне сунули в нос опять этой вонючкой и я попытался запротестовать. Но вот шум в голове от очередного штыря преобразился просто в шорох, и я вдруг понял, о чем говорят рядом.
— Он приходит в себя, Алына Андрэвна, — мужской голос произнес это, казалось, прямо надо мной.
Напрягся и отрыл глаза. Уж не знаю, как на самом деле это получилось, но видел я едва-едва. Впрочем, усталое лицо с седоватой щетиной и тяжелым носом мне разглядеть удалось неплохо. Геворг Ашотович, признал я говорившего.
— Коленька, ты слышишь меня, — тут же мужское лицо сменилось на женское, родное.
— Он если и слышит, то не сможет ответить, вы же знаете. Да и вряд ли он сейчас что-то осознаёт, — пояснил Геворг Ашотович моей невестке.
«— Не мужик, ты не прав», — очень захотелось ответить и опровергнуть его слова о моей невменяемости, но вот в первой части своего заявления он оказался, к сожалению, прав — ни губ разомкнуть, ни глаза пошире открыть, ни тем более голову повернуть, я не мог совершенно.
А Алина наклонилась ко мне еще ниже и произнесла:
— Не умирай, Коленька, что ж я тете Люсе-то скажу… — а потом еще тише, — и Паше, когда он вернется? — и я почувствовал, как она гладит меня по голове, а на щеку, кажется, даже капнула слеза.
Точно, капнула, и на лоб тоже. И юркнули они вниз, остывая по пути, и уже холодными затекли куда-то под ухо.
— Э, э, голубушка моя, Алина Андревна, — раздался уже третий голос откуда-то со стороны, но вот он-то узнался сразу, — негоже так распускаться! Вот правду говорят, нельзя лечить родственников — нет трезвости ума при этом деле! Ты, вообще, Марфа, зачем позвала-то ее?
Ага, значит и Марфуша где-то рядом.
— Да как же я не позвала бы? Вы что такое-то Арсений Маркелыч говорите?! — возмутилась та, совершенно не стушевавшись от упрека старого врача.
Старательно скосив глаза, увидел, как доктор махнул на Марфушу рукой, а потом подхватил под локоть Алину и отвел куда-то в сторону, где видеть их я не мог совсем, но вот слышать — неплохо.
— Я бы сказал по старинке — на все Воля Божья, но вы сейчас не приемлите такого, а потому, сообразуясь с медицинскими показателями, могу просто констатировать, что мы сделали все, что было в наших силах, а теперь приходится только ждать. Да вы и сами видите это, Алина Андревна, — спокойно, но с явным расстройством в голосе, произнес Арсений Маркелович.
Алина на пару с Марфой всхлипнули, а потом невестка с надеждой спросила второго врача:
— А вы что скажете, Геворг Самвэлович? Вы же швы накладывали…
— Да там и делать-то почти ничего не пришлось, — послышался голос армянина, — всего три стежка наложил, да и рана сама уже подсыхать начала. Но вот крови он потерял много, видно ж пришлось ему на себе Любовь Михалну откуда-то издалека тащить. Вот напряженье мышц и не позволяло приостановиться кровотеченью самому.
— Так он вроде ж перетянул руку? — подала голос Марфа.
— Но Марфа Ылынечна, вы ж видели, что когда он к нам поступил, то его повязка уже на локте болталась, а не потерял он ее только потому, что она намокла и слиплась с рукавом. Не знаю, я бы тоже хотел дать хороший прогноз, но мы тут все медики, а потому какой смысл обманываться? Был бы ваш родственник здоров и крепок, как положено ему по возрасту, то сейчас, скорее всего, и таких проблем у нас бы не возникло совсем. Но я ж видел его выписку из Посадского госпиталя, ему за месяц с небольшим три раза кость чистили!
«— Все-таки три… — подумалось мне, а потом возникло недоумение: — Это откуда ж они мою выписку заполучили? — но тут же понял: — Ох, Марфа, Марфа… это ж она видно ее в чемодане моем обнаружила, когда вещи разбирала… а Алина, знать, уже успела по моей проблеме и консилиум среди своих врачей провести… а я-то все думаю, чего это она меня ни о чем не спрашивает?»
Раздраженья на женщин за такое самоуправство я, как ни странно, не испытывал, а вот умиление, почему-то, явное…
А Геворг Ашотович продолжал излагать дальше:
— Это ж не шутки, быть комиссованным с диагнозом остеомиелит с возможным рецидивом! Я, если честно… да и не при вас, Алына Андрэвна, сказано… вообще не понимаю, как ему сумели ногу-то сохранить, проще было… похоже, что просто свищ слишком высоко пошел, вот и пришлось нашим коллегам за весь организм бороться целиком. Так там, в анамнезе, еще ж и предыдущее — осколочное ранение указано, случившееся всего тремя месяцами ранее! Не долечили видно… на фронт рвался, чей поди… вот оно-то и повлекло за собой воспаление в кости. Так что вашему Николаю надо было дома сидеть и еще, как минимум, с год выхаживаться. А теперь — кто уж знает, как пойдет, организм-то у него измотанный. Так что я согласен с Арсэнием Маркэловичем полностью. Только ждать и надеяться остается вам. В данных условиях мы ничего более сделать не можем. Извините…
А я его слушал как-то отвлеченно, потому как не укладывалось у меня в голове, что вот, совсем недавно я, почти такой же сильный и ловкий как раньше, крался по улицам, а потом лихо спускался в овраг, вспомнив телом почти все свои навыки. А теперь что? Говорят, помираю вроде…
И наверно поэтому, мысли мои перескочили на самого врача, и даже «усмехнуться» сумели, констатируя тот факт, что разговаривал он чуднò — коверкал на свой национальный манер лишь имена, а вот в остальной его речи акцента не слышалось совсем.
