Почему о таких грабежах источники впервые говорят лишь в 1378 году? Почему они вспыхивают не после смерти папы, а когда распространяется слух об избрании нового понтифика или о том, что такой-то кардинал вроде бы избран? Почему ритуал этот всегда нацелен на имущество именно кардинала?
1. Как мы видели, римский обычай опустошать дворец папы после его смерти в последний раз зафиксирован в 1227 году: Гонория III, «изможденного и полуживого», показали из высокого окна Латеранского дворца римлянам, которые уже «зарились на папское добро». Мобильность Римской курии в XIII веке и длительное пребывание в Авиньоне позволили папству защитить дворец от народной жадности во время смерти понтифика. С 1378 года нет ни одного сообщения о разграблении дворца после смерти папы.
Тогда получается, что древнейшее упоминание о хищении имущества избранного кардинала совпадает с первым конклавом в Риме после почти векового перерыва, и это неслучайно. Это ограбление могло быть настоящим новшеством среди ритуалов, призванным заменить более древний – и отныне невозможный – обычай расхищения «папского добра» в связи со смертью его обладателя.
2. Разграбление кардинальского имущества тоже представляет собой ритуал перехода
[703]. Давая себя обокрасть, избранник оставляет «ветхого человека» и символически вступает в новое «надличностное» состояние
[704].
С другой стороны, грабя дворец того, кто, как считалось, «достиг высшего богатства», римляне присваивали то, что папа должен был во время вступления во владение Латераном символически и реально раздать народу и членам курии. Вот почему в грабеже участвуют и слуги избранного кардинала, разоряющие его келью в конклаве. Таким образом, ритуал выполнял ту же функцию, что церемония вступления во владение Латераном: напоминал о будущей смерти новоизбранного понтифика.
Но осознавался ли первоначальный смысл латеранского ритуала во время избрания Урбана VI, в 1378 году? Разве он не клонился к упадку уже с 1272 года, когда Григорий X сделал ватиканскую коронацию самостоятельным конститутивным элементом? Стоит напомнить, что латеранские троны не увезли в Авиньон, следовательно, их нельзя было использовать там во время коронации. Нужно предположить, что разграбление имущества избранного кардинала, впервые зафиксированное одновременно с первым римским конклавом после 70-летнего отсутствия папства, скорее, призвано было заменить ушедший в прошлое латеранский ритуал.
3. К 1378 году институциональная роль кардиналов, порученная им в 1059 году, вполне утвердилась. Именно они и только они гарантировали преемственность папской власти, potestas papae. Более того, именно они представляли собой Церковь в ограниченное время вакансии.
Направленный на имущество избранного кардинала и на его келью во время конклава ритуал символически выводил его из коллегии, объявлял, что отныне он один будет управлять Церковью во всей полноте власти.
Коллегия! Коллегия!
От Амейля мы знаем, какое высокое положение занимал камерарий. Век спустя ситуация изменилась. Согласно Патрици Пикколомини, инвентаризацией должны были заняться кардиналы, причем еще до смерти папы. Когда приходит известие, что папа на пороге кончины, среди всех трех чинов избираются три кардинала, и эта комиссия вместе с камерарием должна описать все, что находится в папском дворце. Потеряв инициативу, камерарий оказался в подчиненном положении
[705]. Приоритет кардиналов на всех этапах папских похорон подчеркнут и тем, что Патрици Покколомини с самого начала называет их «великими мужами», summi viri, членами «сената» (Церкви)
[706]. Они должны информировать государей и прелатов о кончине понтифика, этой задачи Амейль еще не предписывал. Им следует воспользоваться «апостольским стилем» и обратиться к получателям посланий так, «словно отправителем был папа». На них лежит ответственность за сохранность апостольского дворца. Опираясь на свою власть, они должны пресечь любые беспорядки, в случае если папа умрет в Риме, и это уже говорит о чисто римской ситуации, отсутствующей, по понятным причинам, в церемониале Амейля, отразившей положение дел в Авиньоне
[707]. Здесь кардиналам просто следует указать, «когда начинать похоронные мероприятия», то есть девятидневье. Немаловажно и замечание Патрици, что во время девятидневных церемоний певчие должны повернуться к «хору кардиналов». Свечи вокруг катафалка следует зажигать только в тот момент, когда кардинал собирается служить мессу
[708].
Во времена Амейля девятидневье включало демонстрацию праха и погребение. Первая месса цикла проходила сразу после того, как прах прибывал во дворец
[709]. То, что кардиналы после ежедневной проповеди должны были подходить к праху, «если он еще не погребен», означает, естественно, что покойный в начале девятидневья еще не предан земле
[710]. Это доказывается и сведениями о расходах, которые Апостольская Палата взяла на себя во время похорон Климента VI (1342–1352) и Иннокентия VI (1352–1362)
[711]. А во второй половине XV века время публичной демонстрации папского праха в церкви и, следовательно, время между прибытием тела в церковь и погребением, ограничили минимумом – всего одним днем. Иоганн Буркард, скрупулезно изучивший все детали папского церемониала в их историческом развитии, заметил, что «прежде прах обычно оставляли на три дня»
[712].
