— О нет, я не расстроена, но… разве у вас никогда не бывало предчувствий?
— Много раз, но ни одно из них не сбылось.
— А у меня вот теперь есть предчувствие… Да, предчувствие… Оно застало меня в тумане.
— В чем же дело? Мне не терпится услышать.
— Не знаю, не могу сказать, у меня в голове все смутно, неясно… Я не вижу чего-то конкретного, но знаю, что это зло, и оно связано с той злой женщиной.
— Ну же, Анжела, вы не должны поддаваться таким мыслям, иначе заболеете. Садитесь, будьте хорошей девочкой и выпейте со мной чаю.
Девушка стояла у окна, глядя в туман; пальцы ее то переплетались, то расплетались, а на лице играло какое-то необычное, почти неземное выражение. Повернувшись, она повиновалась, словно очнувшись.
— Вам не нужно бояться за меня. Я стала сильнее и понемногу привыкаю к неприятностям… Что вы сказали? О, чай! Спасибо, что напомнили… Не придете ли вы завтра после службы пообедать со мной? Ведь сегодня Рождество. Пиготт прислала мне индейку, которую сама откармливала, а я сама приготовила фарш, так что будет много еды, если мы найдем в себе силы съесть ее.
— Но как к этому отнесется ваш отец, дорогая?
— О, не волнуйтесь! Мне позволили вас пригласить. Представляете? Вчера я разговаривала с отцом целых десять минут; он хотел избежать встречи со мной, но я загнала его в угол. Он хотел воспользоваться случаем, чтобы помешать мне встретиться с Пиготт, но я не стала его слушать, и он сдался. Зачем он это сделал? Почему прогнал ее? Что все это значит? О, Артур, когда же ты вернешься, Артур?! — и, к бесконечному огорчению мистера Фрейзера, Анжела разрыдалась.
Глава XLIX
Предчувствия, без сомнения, есть глупый предрассудок — и все же в то самое время, когда Анжела говорила о своих предчувствиях с мистером Фрейзером, в дальнем кабинете поместья Айлворт происходил разговор, который вполне мог подтвердить и оправдать их. Огонь в камине был единственным источником света в комнате, и возле него, разговаривая очень тихо, то освещаемые яркими сполохами, то таившиеся в тени, собрались Джордж Каресфут, сэр Джон и леди Беллами. По выражению сильного интереса, почти возбуждения на их лицах было видно, что они говорят о чем-то очень важном.
Сэр Джон, как обычно, сидел на самом краешке стула, потирая сухие ручки и время от времени бросая короткие и едкие замечания, но весел он уже не был; более того, он был явно не в своей тарелке. Джордж, с взъерошенными рыжими волосами и вытянутыми к огню длинными руками и ногами, почти ничего не говорил, но то и дело впивался своими маленькими, налитыми кровью глазами в лица своих спутников и лишь изредка странно хихикал. Однако душой этого шабаша, вполне очевидно, была леди Беллами. Она стояла и энергично излагала какой-то план, огромные зрачки ее глаз расширялись и сужались, и нечестивое пламя горело в них.
— Значит, решено, — сказала она, наконец.
Джордж кивнул, Беллами промолчал.
— Я полагаю, что молчание — знак согласия. Очень хорошо — значит, завтра я предприму первый шаг. Я не люблю Анжелу Каресфут, но, честное слово, мне будет жаль ее, не пройдет и двадцати четырех часов. Она сделана из слишком ценного материала, чтобы продавать ее в руки, подобные вашим, Джордж Каресфут.
Джордж угрожающе посмотрел на нее, но ничего не сказал.
— Я много раз убеждала вас отказаться от этого предприятия; теперь я больше не настаиваю — дело почти сделано, вскоре оно воплотится в жизнь. Я уже давно говорила вам, что это ужаснейшее зло и что ничего, кроме зла, из этого не выйдет. Не говорите после, что я вас не предупреждала.
— Прекратите эту дьявольскую болтовню! — прорычал Джордж.
— Дьявольская болтовня? Верно подмечено, Джордж, потому что я говорю о дьявольском деле. А теперь слушайте, ибо я пророчествую вам. Проклятие падет на этот дом и всё, что в нем находится. Хотите ли вы увидеть знак, что я говорю правду? Тогда подождите…
Она стояла, протянув вперед руку, и в тусклом свете очага казалась какой-то языческой принцессой, призывающей к кровавому жертвоприношению своим богам. Ее пророчество ужаснуло слушателей, и, повинуясь общему порыву, они вскочили и отшатнулись от нее.
В этот момент произошло нечто странное. Порыв ветра, пробравшийся откуда-то из задней части дома, распахнул дверь комнаты, в которой они находились, и влетел, хлопая холодными крыльями. В следующую секунду в другом конце комнаты раздался страшный грохот. Джордж побледнел как полотно и опустился в кресло, слабо бормоча ругательства. Беллами издал что-то вроде вопля ужаса и, прижавшись к жене, чуть не упал в огонь, пытаясь спрятаться за ней. Одна только леди Беллами, стоя прямо и бесстрашно, громко рассмеялась.
— Итак, храбрые заговорщики против беззащитной девушки, зажгите свечу, потому что здесь темно, как в склепе, и давайте посмотрим, что же случилось. Я же говорила, что будет явлен знак.
После нескольких попыток Джорджу удалось сделать то, что она ему велела, и он дрожащей рукой поднял свечу.
— Фу, глупость, — сказал она, — картина упала, вот и все.
Джордж подошел, чтобы взглянуть на картину — и одарил сообщников еще одним набором проклятий. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это большая картина, которую он сам несколько лет назад нарисовал: на ней был изображен Айлворт, а на переднем плане стояли они втроем. Рама была разбита вдребезги, и полотно вырвано в результате падения на прекрасную мраморную статую Андромеды, прикованной к скале и ожидающей своей участи с выражением мучительного ужаса в глазах.
— Предзнаменование, вполне ясное предзнаменование, — сказала леди Беллами с одной из своих мрачных улыбок. — Айлворт и мы сами погибли, разбившись о мраморную девушку, которая невредимой поднимается из-под обломков. А, Джон? Каково?
— Не прикасайся ко мне, ведьма, — пролепетал сэр Джон, дрожа от страха. — Ты, верно, само воплощение Сатаны.
— Странный комплимент, даже для мужа.
— Может быть, и так, но я знаю твои темные пути, по которым ты следуешь за своим хозяином… говорю вам обоим: я покончу с этим делом. Не хочу больше иметь с ним ничего общего. Даже знать о нем не хочу!
— Вы слышите, что он говорит? — сказала леди Беллами Джорджу. — Джон не любит предзнаменований. В последний раз спрашиваю: вы сдаетесь или продолжите?
— Я не могу отказаться от нее, не могу, это убьет меня! — отвечал Джордж, ломая руки. — По этой тропинке меня гонит сам дьявол.
— Не сомневаюсь, — бросил сэр Джон, который, стуча зубами, смотрел на разбитую картину, и глаза его чуть не вылезали из орбит, — но на вашем месте я бы заставил его вести меня чуть менее извилистым путем.
— Вы оба — жалкие создания, — сказала леди Беллами, — но решено: мы идем дальше.
— Fiat justitia ruat caelum
[12], — сказал сэр Джон, который немного знал латынь и, как ни был напуган, не мог удержаться от искушения произнести афоризм.
