Он остановился, как она велела, но тут же двинулся вокруг нее полукругом, словно зверь, не сводя с девушки дикого взгляда.
— Если ты прыгнешь оттуда, — сказал он, — то всего лишь переломаешь себе ноги. Ты моя жена, разве ты не понимаешь этого? Ты — моя законная жена, закон на моей стороне. Никто не может помочь тебе, никто! Ты моя в глазах всего мира.
— Но не ваша в глазах Бога. Именно к Нему я сейчас обращаюсь. Назад, негодяй!
Она протянула руку, и со своими золотыми волосами, мерцающими в лунном свете, в белых одеждах с пылающим от гнева лицом выглядела как ангел мщения, загоняющий дьявола в ад. Джордж отпрянул от нее, наступила пауза, и, если не считать их тяжелого прерывистого дыхания, в доме снова воцарилась тишина — лишь портрет, висевший над ними, казалось, следил за происходящим в полумраке своими свирепыми глазами, словно живое существо.
Лестничная площадка, на которой они стояли, выходила в холл, в конце которого находился кабинет Филипа. Внезапно дверь распахнулась, и показался сам Филип, держа в одной руке подсвечник, а в другой — какие-то бумаги. Страшно было видеть его лицо, похожее на лицо бессловесного существа, которое только что подвергли жестокой пытке: глаза были выпучены, мертвенно-бледные губы шевелились, но из них не доносилось ни звука. Он поплелся по коридору, и ужас не сходил с его лица.
— Отец, отец! — звала Анжела, но он не обратил на нее внимания — казалось, он даже не слышал ее голоса.
Вскоре они услышали, как подсвечник с грохотом упал на каменные плиты холла, потом хлопнула входная дверь, Филип ушел, и в этот момент на западе ночное небо озарили багровые отсветы, а затем взвились языки пламени.
— Видите! — воскликнула Анжела с ужасным торжествующим смехом. — Я не напрасно молила о помощи.
Айлворт-Холл был охвачен пламенем.
Глава LVI
Артур не стал откладывать свой отъезд с Мадейры. На следующее утро после бала у Милдред он сел на португальское судно, очень грязное, пропахшее чесноком и прогорклым маслом, и отплыл в Лиссабон. Благополучно добравшись туда, он некоторое время бродил по городу, являя собой ожившую аллегорию серьезных переживаний, а затем отправился в Испанию, где провел около месяца, осматривая исторические красоты этой нищей страны. Оттуда он проник через Пиренеи в Южную Францию, где в весенние месяцы жить было очень приятно. Здесь он пробыл еще месяц, не встречая никаких приключений, достойных упоминания, и совершенствуя свои познания во французском языке. Наконец ему это надоело, и он отправился в Париж, побывал в тамошних театрах, но обнаружил, что его собственные мысли слишком поглощают его, чтобы он мог проявлять хоть какой-то интерес к громким премьерам; поэтому после краткого пребывания в столице Франции он отправился в Бретань и Нормандию, осмотрел старые замки и соборы и, наконец, закончил свои континентальные путешествия, проведя неделю на островной скале Сен-Мишель.
Это место приглянулось ему больше, чем все прочие, где он побывал. Ему нравилось бродить среди массивных гранитных колонн этой благородной церкви-крепости, а по ночам наблюдать, как фосфоресцирующий прилив со скоростью скаковой лошади набегает на широкие пески, отделяющие Сен-Мишель от материка. Там его застал тридцать первый майский день, и Артур подумал, что пора возвращаться в Лондон и позаботиться о том, чтобы распланировать все расходы и заказать свадебный букет. По правде говоря, он больше думал о букете, чем о расходах.
Он прибыл в Лондон первого июня и отправился к своему семейному адвокату, некоему мистеру Борли, который был его поверенным в делах, пока Артур не достиг совершеннолетия.
— Боже мой, Хейгем, как вы стали похожи на своего отца! — воскликнул этот джентльмен, как только Артур устроился в кресле для клиентов — кресле, которое, будь оно наделено даром речи, могло бы рассказать немало удивительных историй. — Кажется, только на днях он сидел там и диктовал условия своего завещания, а ведь это было еще до Крымской войны, более двадцати лет назад. Ну, мой мальчик, в чем дело?
Ободренный таким образом, Артур пустился в довольно сбивчивый рассказ об обстоятельствах своей помолвки.
Мистер Борли в основном слушал, но по его поведению и редким замечаниям было видно, что он считает всю эту историю очень странной — и относится к ней с некоторым подозрением.
— Должен сказать вам откровенно, мистер Хейгем, — сказал он, наконец, — я не совсем понимаю, в чем дело. Юная леди, без сомнения, очаровательна — юные леди, если смотреть на них с точки зрения моих клиентов, всегда таковы — но я не могу сказать, что мне нравится ваш рассказ о ее отце. Почему вы не рассказали мне всего этого раньше? Тогда я мог бы дать вам достойный совет или, во всяком случае, сделать несколько конфиденциальных… — он сделал особенное ударение на слове «конфиденциальных», — запросов.
Артур отвечал, что ему это и в голову не приходило.
— Гм, жаль, очень жаль, но сейчас нет времени на такие вещи, раз уж вы собрались жениться именно десятого числа, так что, я полагаю, единственное, что остается, — это довести дело до конца и ждать развязки. Что вы теперь хотите сделать?
Артур объяснил свои намерения, которые, если говорить коротко, заключались в том, чтобы передать абсолютно все свое имущество невесте. На это мистер Борли решительно возразил, и, в конце концов, Артуру пришлось уступить, приняв меры, которые старый джентльмен счел уместными — меры, значительно отличающиеся от тех, которые предлагал сам Артур.
После разговора с поверенным Артур отправился исполнять другие, более приятные обязанности, такие как заказ свадебных нарядов, подготовка букета цветов для невесты и последнее, но не менее важное — приведение в порядок бриллиантов матери в качестве подарка для невесты.
Однако дни все равно тянулись очень медленно, казалось, им не будет конца. У него не было родственников, с которыми можно было бы повидаться, и в своем теперешнем тревожно-возбужденном состоянии он предпочитал избегать друзей и знакомых по клубу. Пятое, шестое, седьмое… никогда еще ни один школьник не ждал наступления дня, знаменующего наступление его каникул, с таким напряженным беспокойством.
Наконец наступило восьмое июня. Артур еще несколько месяцев назад придумал, какой должна быть его программа на этот день. Его обязательство, как читатель, возможно, помнит, запрещало ему видеться с Анжелой до девятого июня, то есть, встретиться с ней он мог в любой час после полуночи восьмого или, если смотреть на вещи реально, как можно раньше на следующее утро. Однако самый ранний поезд мог доставить его в Роксем не раньше одиннадцати часов утра, а это означало бы зря потратить четыре, а то и пять часов, которые можно было бы провести с Анжелой, поэтому он благоразумно решил отправиться вечером восьмого — поездом, отправляющимся из Паддингтона в шесть часов и прибывающим в Роксем в девять.
Весь день он потратил на то, чтобы окончательно подписать все бумаги, побеседовать с цветочником и дать ему указания, куда доставить свадебный букет, который должен был состоять из цветов апельсина, ландышей и стефанотиса, и получить разрешение на брак. Но, несмотря на эти хлопотные занятия, он умудрился прийти к поезду за три четверти часа до отправления — самые долгие сорок пять минут в его жизни.
